Я жду продолжения, но она, видимо, уже все сказала. Ответ даже по меркам Николь более чем расплывчатый.
– Николь, ты должна поехать в Абу-Даби, – твердо говорю я. – Может, тогда разберешься, любишь ты Дрю или нет.
– Да, – неуверенно мямлит Николь. – Пожалуй.
– Ты должна, – наседаю я. – Вы должны побыть вместе. Должны во всем разобраться. А то ведь вы даже не знаете, надо ли вам было жениться.
– Может быть. А вдруг я туда приеду и… – Николь по своей дурацкой привычке умолкает, но в кои-то веки я понимаю, что она хочет сказать. «И вдруг окажется, что я не люблю Дрю». И она до смерти этого боится.
Еще бы. Я бы тоже боялась.
– Думаю, к этому стоит быть готовой, – произношу я с сочувствием, которого до сих пор не испытывала к Николь. – А что еще остается делать? У тебя есть какой-нибудь план?
– Не знаю! Я думала… – Она грызет ногти. – Вдруг Дрю там кого-нибудь встретит, и тогда все решится само собой.
Услышав такое, я не могу удержаться от смеха.
Николь тут же хмурится, прикидывает, не обидеться ли, – и тоже расплывается в улыбке. Я улыбаюсь в ответ. Впервые за всю жизнь между нами установлена настоящая связь. А то мы смахивали на сломанный электроприбор, которому один путь – в корзину. Но теперь лампочка снова мигает. Есть надежда.
– Я всегда считала Дрю отличным парнем, – говорю я. – Но это не имеет значения, важно, чтобы он подходил именно тебе.
– Что ж, или мы остаемся в браке, или разводимся, – отвечает Николь, проявляя редкое для нее чувство юмора. – Или-или.
И она корчит такую гримасу, что я невольно смеюсь. И теперь, когда наша связь возникла, я должна сказать ей кое-что, причем сию минуту.
– Николь, надо поговорить еще кое о чем, – выпаливаю я. – Это о другом, но тоже очень важно. Вчера вечером я говорила серьезно. Надо заканчивать с занятиями йогой. Нужно вернуть все в прежнее русло. Иначе Морэг уволится, «Фаррз» разорится, мы потеряем дом, и мама с нами никогда больше словом не обмолвится.
– Фикси, вечно ты преувеличиваешь. – Николь закатывает глаза.
– К сожалению, нет. У нас серьезные проблемы! Боб сказал, – добавляю я для пущей весомости. – Вчера.
Слегка приврала: Боб не говорил, что мы в беде. Но его все уважают. У Николь встревоженный вид.
– Что, так и сказал?
– Да.
– А точнее?
– Сказал… – Я скрещиваю пальцы за спиной. – У вас проблемы, сказал. И это правда! Мы развалили весь магазин, пока мамы не было, и теперь надо все исправлять.
– Я ничего не разваливала, – величественно бросает Николь. – Ты видела страницу в Инстаграме?
Она откидывает волосы назад и смотрится в зеркало в кухонном шкафу.
– Там все преобразилось! Сверх всяких ожиданий. Снимки изумительные!
– Но там же только твои фотографии! – с отчаянием восклицаю я. – И все комментарии – это парни тебе свидание назначают.
– У нас просмотры растут! – тут же возражает Николь. Защищается! Жмем дальше.
– На Рождество нам нужен подъем, – говорю я. – Идеи у меня есть, но понадобится твоя помощь. Обычная помощь в магазине.
– Я не смогу, – немедленно объявляет она. – Я буду недоступна. Я лечу в Абу-Даби.
Она серьезно?
– Ты летишь двадцать третьего, – сурово отвечаю я. – А до тех пор ты свободна. И ты мне помогаешь. И делаешь так, как я скажу. Ясно? Это нужно для «Фаррз», – добавляю я, заметив, как у нее перехватило дыхание. – Для мамы. И для меня.
Некоторое время Николь молчит, глаза у нее сужены. Я смотрю на нее не мигая. Впервые в жизни в споре с ней я настояла на своем.
– Отлично! – Она с шумом выдыхает. – Но таскать я ничего не буду. Инструктор по йоге говорит, что мне нельзя поднимать тяжести. У меня слишком тонкие руки.
– Учту! – Я воздеваю глаза к небу. – А теперь добро пожаловать к кофеварке, твоей новой лучшей подруге!
Испепелив меня взглядом, Николь подходит к кофеварке и разглядывает ее с опаской.
– Она такая… сложная.
– Да, – соглашаюсь я. – И что с того?
Николь осторожно тычет пальцем в дисплей и подскакивает, когда на нем зажигаются лампочки. Потом она поворачивается и подозрительно косится на меня.
– Ты очень изменилась, Фикси.
– Да, – небрежно бросаю я. – Есть немного.
– А как твой новый парень? – Ее лицо светлеет: она считает, что докопалась до причины перемен.
– Никак, – кратко отвечаю я. – Разбежались.
– О, черт… – Николь сочувственно морщит лоб. – Недолго вы продержались.
– Недолго, и ладно, – пожимаю я плечами.
Мы молча смотрим друг на друга. Кажется, впервые в жизни у нас столько общего. Каждая встретила парня, влюбилась, и все шло прекрасно. Пока не рухнуло.
Щиплет глаза. Сдавливает горло. Я что есть сил моргаю, пытаясь сдержать слезы, но поздно: Николь заметила. Она смотрит на меня без всякого выражения – и вдруг протягивает руки. Сначала я не понимаю: что это она? А потом до меня доходит. Слезы обжигают глаза, и я, почти ничего не соображая, кидаюсь к ней.
Ее руки обвивают меня, слезы капают ей на плечо, и я выдыхаю так бурно, словно не дышала уже давно. Сколько же лет прошло с тех пор, как меня обнимала моя старшая сестра? От нее пахнет какими-то из ее любимых духов, и серьги позвякивают, когда она похлопывает меня по спине.
– Сделай мне кофе, – вкрадчиво произносит она, едва мы разжимаем объятия. – Ну, давай.
– Нет! – Я хохочу, хотя в голосе еще звенят слезы. – Еще чего! Учись!
На то, чтобы научить Николь, уходит около получаса. Ну и бесит же она! Как что-то не по ней – ее мозг тотчас куда-то уплывает. Но в конце концов у нее все-таки получается латте, и она с гордостью любуется результатом.
– Вот видишь? – говорю я. – Теперь поучись обезвоживать тостер.
– Обезвоживать тостер? – с омерзением переспрашивает Николь, и я хихикаю. Я уже хочу признаться, что разыгрываю ее, когда вдруг сигналит мобильник.
Привет. Джейк в полном раздрае. Что случилось? Ты можешь сейчас говорить? Лейла
Мне мигом становится не до кофемолки, не до Николь и не до чистки тостера с миксером. Джейк. Я вспоминаю его холодные, злые глаза, и меня пробирает дрожь. Я быстро набираю ответ:
Я отправляю эсэмэску, пялюсь на экран, и мне не по себе. Я знаю, что должно произойти дальше. И хочу, чтобы это произошло. Но в одиночку мне не справиться.
– Николь, – говорю я наконец. – Есть еще кое-что.
– Да? – Она снова разглядывает кофеварку. – А макиато она делает?
