– А давай о тебе поговорим, – перехожу я в наступление. Себ озадачен: понял, что я увиливаю. Он с задумчивым видом потягивает вино.
– Идея, – говорит он наконец. – А давай по-честному. Выложим друг другу весь багаж.
– Багаж? – тупо повторяю я.
– Ты знаешь, о чем я. – Он смотрит на меня в упор. – То, что у тебя на сердце, то, из чего ты состоишь как личность, о чем думаешь по ночам. И хорошее, и плохое. Между нами.
– Ты об этом! – Я смеюсь. А то я испугалась, что надо душу обнажать. Вдруг ему моя душа не понравится! Подумает еще: фу, не ожидал такого.
– Да. Именно о таком багаже. – Себ ставит локти на стол, и на лице его знакомое выражение неподдельного интереса. – Кто такая Фикси Фарр? Расскажи.
Я набираю в грудь побольше воздуха – и рассказываю. Прерываясь, чтобы проглотить лингвини, выкладываю все о папе. О Фаррах. О маме. О том, как рухнула моя компания по кейтерингу, и как я до сих пор не расплатилась с мамой, и какой бездарью с тех пор себя чувствую. Немного об отношениях с Джейком (не все; не о том, как я упала на катке, – не хочу омрачать этот вечер. И о воронах не заикаюсь. Есть разница между «говорить честно» и «выболтать слишком много»).
О Райане тоже рассказываю. Себ – сама деликатность, худого слова о нем не говорит, хотя я вижу откровенную неприязнь в его глазах.
– В школе я был влюблен в девочку по имени Астрид, – вспоминает он, когда я умолкаю. – Если бы она снова ворвалась в мою жизнь, я бы голову потерял. Так кажется.
Я даже рассказываю, откуда взялось мое прозвище. Я подцепила это слово года в три и всюду ходила, бубня себе под нос: «Надо пофиксить. Это надо пофиксить». Хотя так и не могла объяснить, что именно.
– Так как тебя зовут на самом деле? – спрашивает Себ.
Поколебавшись, я понижаю голос до шепота:
– Фоун.
Да, знаю, это мое настоящее имя, но оно же мне не подходит! Как звериная кличка!
– Фоун? – Себ окидывает меня критическим взглядом. – Нет, я предпочитаю Фикси.
– Давай считать, что я этого не говорила? – прошу я.
– Забыли.
Свет в ресторане приглушается, мы сидим при свечах. Официант забирает пустые тарелки, мы разглядываем десерты в меню, но заказываем только кофе. И я подаюсь вперед.
– Твоя очередь.
Себ начинает со своей работы. Он вспоминает, как создал свою компанию, каких усилий это стоило, хотя порой бывало и забавно. Объясняет, что главное – подобрать правильных людей. Взахлеб рассказывает о коллегах, и в глазах у него светится любовь – по-другому не назовешь. Говорит, как не выносит несправедливости и чванства – что и подтолкнуло его к этическому инвестированию. И даже читает маленькую лекцию о худших, с его точки зрения, руководителях предприятий и о том, как следует управлять компаниями. И наконец останавливается:
– Извини. Я тебя уморил своим занудством.
Ничуть, кстати.
А потом, когда кофе выпит, Себ уже намного сдержаннее рассказывает, как потерял родных. Как они справлялись после смерти отца и твердили себе, что выстояли, но когда он учился в университете, не стало матери, а потом убили брата… Тут он замечает слезы у меня в глазах и прерывается.
– Фикси, так сложилось, – произносит он, сжав мою ладонь. – И больше тут ничего не скажешь.
– Наверное, – с трудом выдавливаю я. – Но, Себ…
– Я в порядке. Я справился, я принял жизнь такой, какая она есть. Извини! – Он наконец спохватывается, заметив, что продолжает держать меня за руку.
– Что ты, все хорошо, – слегка осипшим голосом произношу я. И смахиваю слезы. Себ держится – и я тоже должна.
Я сжимаю его руку, и он смотрит на меня с каким-то странным, неопределенным выражением. В эту минуту меня остро пронзает мысль: мы с ним проводим вечер вдвоем. Поговорили. Выпили бутылку вина. Держимся за руки.
– Я подумала… – говорю я, глядя куда-то вдаль. – Может… мне тебя проводить? У тебя лодыжка все-таки. Вдруг помощь понадобится? На лестнице, скажем. У тебя ведь есть в доме лестница?
На этом мои нервы сдают. Я не дыша жду ответа.
– Лестница есть, – подтверждает Себ. – Это было бы очень любезно с твоей стороны.
Наши взгляды встречаются, и у меня учащенно колотится сердце.
– Отлично, – произношу я как можно небрежнее. – Давай.
Себ просит счет, а потом снова смотрит на меня взглядом, от которого внутри все плавится.
– Идем?
Мы ловим такси, Себ называет адрес, и вот мы, изредка перебрасываясь словами, едем по празднично освещенным улицам Лондона. Я дышу с трудом от напряжения. Я улавливаю каждое движение Себа, но он, по счастью, не из тех парней, которые лезут с объятиями прямо в такси. Пусть это будет наедине, я не хочу, чтобы водитель видел все в зеркале.
Себ живет в Излингтоне, в квартале, напоминающем 1930-е годы. Мы вылезаем из такси, и меня разбирает смех. Так Себ наврал!
– Здесь же пандус есть! – восклицаю я. – Не только лестница!
– Ну да, – кивает Себ. – Я имел в виду, что с твоей стороны будет любезно помочь мне на пандусе.
Он без всякой помощи поднимается по пандусу, а я, хихикая, иду следом. Мы поднимаемся в лифте на пятый этаж, и Себ отворяет передо мной выкрашенную в серый цвет дверь.
– Вот мы и дома, – говорит он.
Себ обводит вокруг себя рукой, и я замечаю деревянный пол, белые стены… Но, честно, квартира – последнее, что меня интересует. Я обвиваю руками его шею – весь вечер мечтала это сделать! – и закрываю глаза, вдыхая его запах.
Он идеального роста. И чудесно пахнет. И его хорошо обнимать. Его губы прижимаются к моим, и я тихонько всхлипываю: да, вот чего я хочу! Он-то это понимает?!
Понимает, конечно. Мне, наверное, вино в голову ударило.
Я крепко прижимаюсь к нему, и Себ неразборчиво, глухо стонет.
– Твоя лодыжка! – Я отшатываюсь.
– При чем здесь лодыжка? – смущенно спрашивает Себ.
– Понятия не имею! – хихикаю я. – Здоровье и безопасность?
– Ты восхитительна! – произносит Себ, окидывая меня взглядом. – И если помнишь, я в долгу. И еще как.
Он целует мою шею, и я чувствую прикосновение его зубов. И от мысли, что впереди у нас целая ночь, голова идет кругом.
– Так это ты долг возвращаешь?
Дыхание прерывается, я едва говорю.
– Сокращаю его, – поправляет Себ, медленно расстегивая мою блузку. – Понемногу. Понадобится время, конечно… О боги!
При виде моей груди его глаза темнеют.
– Сколько же мне понадобится? Всю жизнь, надеюсь.
– Я тебе скажу, когда хватит, – шепчу я, а его губы касаются впадинки у шеи. Я запрокидываю голову назад и хочу лишь одного: чтобы это никогда не заканчивалось. – Я тебе скажу.
