– Да мы в жизни такого не сделаем! Ни за что!
– Как вообще так жить можно?
– Ты эту кухню видел? Бардак!
Они негодуют так дружно и пылко, что это даже трогательно.
– Ханна, твои списки – это же просто произведения искусства! – неожиданно говорит Тим. Он берет Ханну за плечи и смотрит ей в глаза так, словно только что влюбился заново. – Они жизненно необходимы! Я все по ним буду делать. Только, пожалуйста, не заставляй меня спать в одной кровати с полудюжиной детей и плевать на медицину!
– Ни за что! – смеется Ханна. – Хотя я, наверное, слегка переусердствовала. Я немного… Как там меня Иона назвала? Режимница. Хотя я у нее всего-то пару чашек вымыла, – объясняет она мне. – Серьезно, у нее на кухне ни одной чистой чашки.
– Я тебя люблю, Режимница. – Тим целует ее, и Ханна розовеет от счастья.
– Взаимно, Режимник.
– Пресс для чеснока! – внезапно переключается Тим. – Чуть не забыли. Пойду возьму.
Он устремляется к полкам, а я радостно оборачиваюсь к Ханне.
– Ну как, все в порядке? Тим больше не боится?
– Что его по-настоящему напугало, – отвечает Ханна, – так это то, что его детей могут назвать Путь, Мудрость и Клинок.
Она перехватывает мой взгляд, хихикает, и вскоре мы обе хохочем как ненормальные. Вообще я ей ничего рассказывать не собиралась, но, когда мы наконец успокаиваемся, у меня само вырывается:
– А знаешь что? У меня встреча с этим парнем. Тем, который дал Райану работу. На него еще напали. Он хочет сделать мне подарок в знак благодарности.
– Ах, этот. – Ханна впивается в меня пристальным взглядом. – Как мило.
– По-моему, тоже, – я стараюсь говорить как можно более небрежно. – Только он это зря, конечно.
– Но он ведь… – Она колеблется. – У него кто-то есть?
– Да, – быстро отвечаю я. – Само собой.
Ханна охвачена любопытством, это сразу видно, и все-таки она не наседает.
– Где встречаетесь? – спрашивает она, и я хихикаю. Потому что это и правда забавно.
– В жизни не угадаешь.
Глава семнадцатая
Не представляю, почему Себ выбрал для встречи каток в Сомерсет-Хаусе. У него же нога болит. Он не может кататься. Но он предложил именно каток, и я уже там. И даже раньше времени, потому что… Просто потому что посмотреть хочется.
Наверное, это самое рождественское место в Лондоне: ледяной каток возле величественного, элегантного фасада Сомерсет-Хауса. Надо всем возвышается нарядная елка, гремит музыка, люди смеются и перекрикиваются друг с другом.
Завороженная блеском льда, я потягиваю горячий шоколад, слегка ежась на холодном ветру. Я помню, каково это: выбегать на лед в начале соревнований. Ты совсем одна, высоко держишь подбородок, колотится сердце, запах лака для волос щекочет ноздри (мама вечно с лаком перебарщивала). Если вдуматься, то это чистое безумие: носиться и прыгать на двух острых, как нож, лезвиях. Но когда все удается и ты благополучно приземляешься после прыжка… Это самое захватывающее чувство в мире.
На лед выбегает кучка людей. Они хохочут, пихаются, делают селфи, и я узнаю среди них Бриони. Значит, Себ где-то здесь. Я озираюсь – вот он! Закутанный в темное пальто и клетчатый шарф, он сидит, глядя на катающихся, а рядом прислонены костыли. Я кидаюсь к нему и машу рукой, чтобы привлечь внимание.
– Привет! – говорю я, и на его лице появляется восхищенная улыбка.
– Привет!
Он пытается подняться на ноги.
– Не делай глупостей! – Я усаживаю его обратно и пристраиваюсь рядом. – Как ты? Лицо явно получше.
Я разглядываю его щеки и висок. Отек сошел, вид почти нормальный.
– Занятно, да? – Себ кивает на каток. – Ты не пробовала?
– Было дело, – после паузы говорю я.
– Спасибо, что пришла. Я подумал, что это подходящее рождественское место для встречи.
– Бесспорно! – киваю я.
– Молодцы! – кричит Себ друзьям, и те машут ему в ответ. Некоторое время я слежу за Бриони. Она выглядит сногсшибательно в короткой белой развевающейся юбке и меховой шапочке, но катается из рук вон плохо. Смотрю на нее несколько минут: это ниже среднего уровня. Хоть бы притормозила и руками не размахивала.
Может, ей ботинки жмут? Или просто слишком выпендривается? Точно! Она даже не думает, что делает, – только рисуется перед друзьями, среди которых в основном парни. Они все приодетые, зовут друг дружку именами типа «Арчи». Джейк был бы в восторге.
– Я хотел отдать тебе это в каком-нибудь красивом местечке, – прерывает мои раздумья голос Себа. Мгновение он колеблется, а потом лезет в парусиновую сумку «Теско» и вытаскивает оттуда сверток. Средних размеров, легкий. Ни этикетки, ни подарочной упаковки – простая коричневая бумага. Что же там может быть? – Открывай! – просит Себ и как бы невзначай добавляет: – Это просто от меня спасибо.
– Правда, не надо было, – шутливо пеняю я ему, разворачивая бумагу. – Но я очень…
Слова застревают у меня в горле, когда я снимаю обертку. Я не верю своим глазам.
– Моя щетка? – выдавливаю я наконец.
– В целости и сохранности, – с довольным видом кивает Себ. – Возвращена законному владельцу.
Я поворачиваю щетку в руках, а в горле стоит ком. Я снова переношусь в тот день, когда мама с папой подарили мне ее на шестнадцатилетие. Какая она лежала красивая и новенькая в подарочной коробке.
– Я думала, что никогда больше ее не увижу, – в изумлении шепчу я. – Я думала…
И тут до меня доходит.
– Постой! Откуда ты ее взял?
– Хорошие парни не раскрывают секретов, – таинственным голосом произносит Себ. – Они уносят их с собой в могилу.
– Нет-нет, – отчаянно мотаю я головой. – Ты не можешь просто отдать мне это… – я поднимаю щетку, – …и ничего не сказать!
– Ладно! – сразу сдается Себ. – На самом деле мне не терпится рассказать. Наша история начинается с того, что ты упомянула имя похитительницы щетки, – говорит он драматическим тоном. – Сара Бейтс-Уилсон. Я сразу понял, что сумею выследить злодейку.
И уже обычным голосом добавил:
– Она так и живет на первом этаже. Что было очень кстати.
– Ты что, к ней забрался? – У меня в голове не укладывается. Я смотрю на его ноги. – Но ты же не мог!
– Я знал, что раны мне не помешают, – продолжает Себ театральным голосом. – И все-таки заручился поддержкой соратника: моего верного товарища Энди. Мы разработали план: я звоню Саре Б-У в дверь, пудрю ей мозги расспросами про политические взгляды, а Энди обходит дом с другой стороны. Окно спальни было открыто, щетка лежала на комоде. Схватить ее было делом нескольких секунд, – заканчивает он, расцветая в улыбке.
