– Сюда… Или так…
У меня перехватывает дыхание, когда он водит мою руку по доске. Я уже готова спросить: «А королева?», как вдруг резко звякают кольца занавески, громкий, решительный голос выкрикивает: «Себ!» – и сердце у меня замирает.
Это она. Бриони.
Я рывком выдергиваю руку и сметаю с доски половину фигурок.
– Бриони! – взволнованно восклицает Себ. – А я не ждал тебя раньше… Привет!
Бриони делает пару шагов в нашу сторону и окидывает нас быстрым взглядом, отмечая каждую деталь.
– Я только… – начинаю я, но тут Себ говорит:
– Это Фикси. Это она вызвала «скорую». Спасла мою шкуру.
– А, вы та самая девушка! – говорит Бриони, и ее манера резко меняется. – Спасибо! Мы вам так благодарны! Себ! Твое лицо! – добавляет она с отвращением в голосе. – Шрам останется?
– Не должен, – беззаботно отзывается Себ, и я замечаю на лице Бриони выражение облегчения.
Ее только это беспокоило? Будет ли у него шрам на лице?
– Вот что надо срочно привести в порядок, – говорит Бриони, похлопывая по его лодыжке. – А то как же Клостерс?
– Знаю, – печально кивает Себ. – В кои-то веки собрались и забронировали номер. Лыжи, – объясняет он мне.
– Ну да, – с пониманием говорю я.
– Это тебе! – Бриони вручает Себу открытку. Он читает ее и хохочет. Я не вижу, что там написано. Какая-то личная шутка, наверное.
На меня накатывает разочарование. Ненавижу себя за это. На что я надеялась? Что они не подходят друг другу? Да у них все в порядке! Оба высокие, спортивные, перешучиваются. Встречаешь таких на улице и думаешь: «Какая пара!»
– Ладно… – Я нашариваю сумку. – Мне пора…
– Шахматы! – вскрикивает Бриони, и у нее разгораются глаза. – Великолепно!
– Это тоже Фикси принесла, – говорит Себ.
– Как любезно! – отвечает Бриони. – А откуда она знает, что мы оба без ума от шахмат?
– Угадала! – говорю я со смущенным смешком. – Ладно, Себ, поправляйся. Пока!
Наскоро, стараясь не встречаться с ним глазами, я пожимаю ему руку и встаю.
– Еще раз спасибо, Фикси! – говорит Себ, и я бормочу в ответ что-то невразумительное.
– Да, большое спасибо! – подхватывает Бриони своим звучным, уверенным голосом. Сейчас это даже не Телеведущая, а целая Герцогиня. – Мы оба безмерно благодарны. Давайте я вас провожу.
Можно подумать, что это ее палата, больница и вообще все на свете.
Мы идем к дверям палаты.
– Мы очень признательны, – повторяет Бриони.
– Не за что, – мямлю я.
У дверей она замечает собачек на моем платье.
– Это Аура Фортуна? – любопытствует она.
– Что? – озадаченно переспрашиваю я.
– Фирменный рисунок! – объясняет Бриони, как будто это что-то очевидное. – Только… На собачках ведь должны быть шляпки? – Она внимательнее приглядывается к ткани. – Погодите. Это что, подделка?
– Э-э… Не знаю. – Я в замешательстве. Впервые слышу о какой-то Ауре Фортуне! И о фирменном рисунке. – Мне просто собачки понравились!
– Ясно, – жалостливым тоном произносит Бриони. – Наверное, если не умеете, не стоит и пытаться?
Ее слова прозвучали словно оплеуха. Я теряю дар речи.
– Конечно… – наконец выдавливаю я. – Что ж. Приятно было познакомиться.
– Взаимно. – Бриони сжимает обе мои руки с широкой улыбкой, яснее слов говорящей: проваливай и впредь держись подальше. – Как я уже сказала, спасибо. Вы проделали отличную работу, и мы вам очень признательны.
Я еду в лифте, чувствуя, как мое лицо пылает от обиды. Но, выбравшись на морозный воздух, думаю, что это в чем-то даже забавно.
В каком-то смысле.
Надо на все смотреть с юмором, иначе… Иначе так и погрязну в мрачных раздумьях, зачем ему сдалась эта узколобая, и что он в ней нашел, и как можно быть такой хамкой…
Вот я в мрачных раздумьях и погрязла. Кончай, Фикси.
Тут я вспоминаю кое-что и вытаскиваю кофейную манжету. Знаю, что это просто игра и расписки ничего не значат, но мне нужно знать, что он там написал. Я стою посреди улицы, выдыхаю пар на морозе и читаю выведенные его рукой слова:
Ты спасла мне жизнь, Фикси. Выплатить такой долг невозможно. Просто знай, что с этого дня я обязан тебе всем.
И его подпись внизу.
Я дважды перечитываю эти слова, слышу его голос, вижу открытую теплую улыбку. У меня щиплет в глазах. И тогда я убираю манжету в сумку, резко встряхиваю головой и шагаю по тротуару дальше. Довольно. Все это бред, и Себа надо выкинуть из головы.
Глава шестнадцатая
Я так и делаю. Выбрасываю Себа из головы. По крайней мере, на бо́льшую часть времени. Я по уши занята магазином: с неотвратимостью мчащегося поезда приближается Рождество, а Стейси приспичило продавать наборы «Пятьдесят оттенков «Фаррз»: носки, в которые вложены лопатка, пара зажимов и скалка (ничего не знаю и знать не хочу).
Однажды утром я с изумлением понимаю, что мама уже три месяца как в отъезде. Наступил ноябрь. Она ведь скоро приедет? Она так любит подготовку к Рождеству и все наши традиции! Обычно мы в это время уже готовим праздничный кекс, но я не хочу делать это без мамы и даже ничего из ингредиентов не купила.
В магазине я смотрю, как Николь убирает свои причиндалы после утренних занятий йогой, и потихоньку закипаю. Она до сих пор ничего толком не умеет. Скоро посетители придут, а она товары не на те столы ставит. Однажды нам пришлось продать тостер за пятерку, потому что она засунула его на распродажу по пять фунтов. Как это бесит! Особенно теперь: мы выставили товары для Рождества, и если их все время таскать с места на место, они потеряют вид. Пряничный домик на переднем столике уже крошится. Придется делать новый.
Я разбрызгиваю вокруг «Рождественский аромат», чтобы создать праздничную атмосферу (всего 4.99 и не хуже крутых брендов), и поправляю салфетки с нарядными рисунками. Мимо меня плетется Николь с тремя ковриками для йоги. Надо бы сказать, чтобы она была поаккуратнее, но тут я замечаю, что вид у нее озабоченный и нервный. Если она прямо сейчас какое-то животное, то это Дерганый Кролик. Но йога вроде должна успокаивать?
– Николь, у тебя все в порядке? – спрашиваю я, и она подскакивает едва не на метр.
– А, да… В порядке, – отзывается она.
Непохоже. Она прислоняется к прилавку и грызет и без того обкусанный ноготь. Между нами нет доверительных отношений, какие бывают между сестрами, да и вообще никаких не сложилось, но мама в отъезде, и значит, я должна что-то сказать.
– Николь, что случилось? – наседаю я. – Давай, выкладывай.
