И только тут спохватываюсь, как это можно истолковать.
– То есть… – запинаясь, бормочу я. – Не в том смысле…
– Да я понял! – веселится Себ.
– А как Бриони? – быстро спрашиваю я, намекая: знаю, помню, что у тебя есть девушка! – Она, наверное, сюда едет. Так я сразу уйду. А то у нее шок будет.
– Она уехала в Амстердам по делам. Вернется завтра, – отвечает Себ и добавляет, словно прочитав мои мысли: – Мы прикидывали, не вылететь ли ей сегодня. Но незачем ей сокращать поездку. Мне здесь хорошо, а у нее там важная конференция.
– Конечно, – киваю я. – Разумное решение.
Ничуть не осуждаю Крикуни. Ни капельки.
Но какая, на фиг, может быть конференция, если твоего парня чуть не убили?
– Все правильно, – добавляю я для верности. Пусть знает: у меня и в мыслях нет наговаривать на его драгоценную. – Давай я тебе воды налью.
Протягивая Себу стакан, я встречаю его испытующий взгляд и напрягаюсь: вдруг он припоминает все, что я наболтала про Бриони в «Фолдс-Плейс»? Надо срочно менять тему.
– Главное – там была полиция, – говорю я. – Кто бы это ни сделал, надеюсь, их поймают.
– Вряд ли, – отвечает Себ. – Но я тоже надеюсь.
И тут он меняется в лице.
– Погоди, ты что, туда ездила? На эту аллею?
Проболталась.
– Да я просто хотела убедиться, что «скорая» приехала, – оправдываюсь я. – И вообще мне по дороге было.
– Не было тебе по дороге, – говорит Себ, и какое-то странное выражение появляется на его лице. – Просто ты мой ангел-хранитель.
– Это вряд ли. А долго тебе лежать?
– День-два, – говорит Себ. – Врачи особенно беспокоились из-за травмы головы. Но, как видишь, я почти в норме.
Он вдруг корчит забавную гримасу, и я невольно смеюсь.
На некоторое время мы умолкаем и прислушиваемся к голосам в соседней палате. «Почти незаметно», «Да это и шрамом не назовешь», «Скоро будешь как огурчик, Джефф!» – твердят там наперебой.
– На этого парня тоже напали, – кивает Себ на занавеску, и я вздрагиваю. – Знаешь, я человек широких взглядов, но сейчас испытываю что-то вроде жажды мести.
Он улыбается, давая понять, что шутит, но голос его звучит жутко.
– Неудивительно. – Надо поддерживать разговор на оптимистичной ноте. – Уйдешь в мстители?
– А что, – хмыкает Себ. – Включаешь вечером новости – а там я в лосинах и в маске обломком свинцовой трубы размахиваю.
– Подсвечником, – советую я, и мы снова смеемся.
– А ты мстительная? – спрашивает Себ, отпивая глоток воды. – По-моему, ты не из тех, кто проглотит обиду.
– На самом деле нет, пожалуй, – говорю я после короткого раздумья. – Хотя пару лет назад был один случай, которого я до сих пор не могу простить.
– Расскажи, – просит Себ, и в глазах его вспыхивает интерес.
Мне становится неловко.
– Да ну, дурацкая история.
– А я люблю дурацкие истории, – твердо говорит Себ. – И вообще, я инвалид, и меня положено развлекать. Рассказывай.
– Ну… ладно. Пару лет назад я открыла фирму по кейтерингу, и административную работу вела девушка по имени Сара Бейтс-Уилсон.
– Имя вполне злодейское, – признает Себ.
– Именно. В точку. Она вечно все таскала с моего стола. Ручки, всякое такое. А однажды щетку для волос взяла.
– Мерзавка.
– Хватит! – смеюсь я. – Я же еще не закончила. Это была действительно красивая черепаховая щетка из набора, который мне подарили папа с мамой. Знаешь, бывают такие: щетка, расческа, зеркальце. Это комплект.
– И она не вернула щетку! – догадывается Себ.
– Вот именно! Сначала она вообще говорила, что не брала, потом сказала, что вернет… И в конце концов я пошла к ней домой.
– За щеткой для волос?
– Я правда хотела ее вернуть! – защищаюсь я. – Это же был набор! Та девица жила на первом этаже, и когда я обходила дом, то заглянула в окно спальни. Щетка была там, на комоде лежала!
Мой голос звенит от возмущения.
– И что было дальше? – допытывается Себ.
– Я позвонила в дверь, вышла девица в пижаме, заявила, что нет у нее никакой щетки и чтобы я убиралась. Пришлось уйти ни с чем.
– Ну нет! – негодует Себ.
– Представляешь?! Тогда я решила сфотографировать щетку через окно как доказательство. Подхожу – а щетки нет! Она ее спрятала.
– Маразм, – резюмирует Себ. – Странная какая-то девица. Она у тебя тогда еще работала?
– К тому времени уже нет.
– Ну и слава богу. Она на социопатку похожа.
– Я бы махнула рукой, конечно, но это был подарок мамы с папой, а папы не стало… – У меня срывается голос. – Неприятно вот так что-то терять.
– Конечно. – Взгляд Себа смягчается. – Я бы озверел. И про набор можешь не объяснять. У нас была семейная легенда про старинные прапрадедушкины шахматы. Однажды в Сочельник королева исчезла, а на ее месте лежала записка с требованием выкупа.
– Серьезно? – Я не могу сдержать смех.
– Требовали оставить два фунта в дедушкиных часах. По тем временам сумма была немалая. Кроме прапрадедушки в доме были только его жена и четыре сына, в возрасте от двенадцати до двадцати трех лет. Это мог сделать кто угодно из них.
– И что было дальше? – возбужденно спрашиваю я.
– Прапрадедушка заплатил выкуп, фигурка вернулась на прежнее место, и больше об этой истории не вспоминали.
– Что? – Я с недоверием смотрю на него. – Представляю, если бы такое в нашей семье случилось! Твой прапрадедушка не хотел узнать, кто это сделал? Поймать, выяснить, для чего понадобилось воровать шахматные фигурки?
Себ на секунду задумывается и мотает головой.
– Думаю, больше всего он хотел получить обратно фигурку.
– Ничего себе! – поражаюсь я. – Семьи – это самое странное…
И тут спохватываюсь.
– Извини! – Я прикусываю губу. – Извини, пожалуйста!
– За что?
– Я знаю… – Я сглатываю ком в горле. Трудно подбирать слова. – Про твою семью. О том, что случилось.
И как я объясню свою осведомленность? Но Себ, по счастью, не допытывается.
– Не повезло мне, – говорит он со свойственной ему прямотой. – По крайней мере, в семейных делах.
Он вздыхает, и на мгновение в его глазах мелькает боль.
– Только, пожалуйста, не надо извиняться.
Занавеска отдергивается, и к нам заглядывает парень лет двадцати с небольшим.
