Разумеется, Камилла стремилась прежде всего заниматься живописью и совершенствоваться в техническом плане. Но чтобы найти собственный путь, нужно было также впитывать чужое творчество. В этом плане ей очень помогали лекции Антуана Дюри. Когда он рассказывал о детстве Рубенса или старости Дали, живопись воспринималась как род непрерывного повествования. Рисовать значило вносить свой вклад в это повествование. Камилла любила ощущать на себе влияние прошлого; гении ушедших эпох ее ничуть не смущали. Наоборот, память о сотворенной ими красоте придавала ей сил. Жизнь других все время обогащала ее собственную.
Дюри наблюдал за новой студенткой с большим вниманием. Он быстро понял, что она отличается от других – хотя бы своей жаждой знаний. Некоторые однокурсники называли ее молчальницей. Узнай об этом сама Камилла, она, наверно, была бы только довольна, решив, что для художника это скорее хорошее качество. На практических занятиях она действительно говорила немного, но ее письменные работы Антуан находил оригинальными и талантливыми. В этой ученице чувствовалась необычная личность, и он был уверен, что со временем она обретет свой уникальный голос в искусстве.
24
В стенах Академии художеств Камилла чувствовала себя защищенной. Сами содержащиеся в названии слова «изящные искусства» ласкали душу. Но в другие моменты ее снова настигали внутренние грозы; неужели это никогда не кончится? Порой ей казалось, что она обречена на вечное отвращение к себе самой. Несколько унизительных минут превратились в пожизненную кару. Работа с психологом, вынуждавшая Камиллу осознавать собственные эмоции, делала ее более уязвимой. Ей до сих пор не удавалось заговорить о том, что ее мучило, но слова были уже близко, еще немного, и они вырвутся на волю. Это ощущение не давало Камилле покоя. Но в другие минуты ей, наоборот, казалось, что она никогда не сможет заговорить. Как рассказать о том, что она пережила? Словно сами будущие фразы испытывали отвращение к тому, что им предстояло выразить. Надежда на то, что слова освободят и умиротворят Камиллу, то и дело рушилась.
Заметив это, Софи Намузян однажды предложила: «Попробуйте записывать то, что вы могли бы сказать. Излагайте все на бумаге. Потом прочтете мне, но, даже если не захотите, важно, что эти слова будут высказаны и останутся существовать. Сокровенное надо уметь выразить и как-то закрепить. Бывает, что страдающие люди начинают сомневаться: действительно ли они это все пережили? Письменное свидетельство отражает силу реальности. Это ваша правда – разумеется, правда жертвы, но также и борца. После этого все становится возможным…»
Она произнесла эти слова спокойно и медленно, словно гипнотизируя Камиллу. Сколько человечности было в этой женщине, несмотря на ее внешнюю отрешенность и даже холодность! Камилла, уходя, от души ее поблагодарила. А Софи Намузян, оставшись одна, вдруг испытала неприятное ощущение. Что-то вроде скверного предчувствия.
25
Через неделю Камилла проснулась глубокой ночью – из-за потребности наконец взять в руки перо. Она не знала, с чего начать. Столько раз подыскивала слова, меняла их, бесконечно, до одурения, прокручивая в уме разные детали. Но откладывать дальше невозможно, она начнет сейчас же.
Писать обо всем пережитом – все равно что пытаться осветить черную бездну одной спичкой. Конечно, потребуется много времени. Каждое слово, каждая буква несли в себе груз, от которого необходимо освободиться. Камилла написала две фразы и остановилась. Подошла к окну посмотреть на спящий город. Ее квартира состояла из двух соединенных вместе комнат для прислуги на верхнем этаже.
Камилла увидела вдалеке на крыше двух влюбленных. Они оба курили. Воплощение счастья! Как бы ей хотелось оказаться на их месте. Любить друг друга ночью, глядя на небо, и курить; любить друг друга в завитках дыма. Казалось бы, так просто, но для нее недостижимо. Вид влюбленных, сначала восхитивший Камиллу, сейчас причинял ей страдания.
В конце концов она легла спать. Утром перечитала две фразы, написанные ночью, и решила, что вечером обязательно продолжит. Быстро собралась, в восемь начинались практические занятия у Антуана Дюри. Камилла считала, что в такую рань абсурдно преподавать что бы то ни было, особенно историю живописи. Искусство заслуживает ночи. Тем более что и сам преподаватель был далеко не в лучшем виде и вначале едва ворочал языком. Нетрудно было догадаться, что он живет один. Прежде чем поздороваться со студентами, он не произнес ни одного слова – ни с женой, которая от него ушла, ни с детьми, которых у него не было. Но он обладал божественной энергией увлеченных людей. Стоило ему сказать несколько слов о художнике или о картине, как он полностью просыпался.
Этим утром он продолжил начатый месяц назад цикл лекций об автопортрете. Сейчас развивал теорию о том, что считал отличительным свойством живописи.
– Практически все художники в тот или иной момент решали стать темой собственного творчества. Это как бы некий обязательный этап. Мне кажется, живопись – единственный вид искусства, содержащий этот автобиографический элемент. Не то, например, в литературе. Многие большие писатели никогда не упоминали в своих произведениях о собственной жизни, так сказать, не создавали автопортретов. А вы как считаете?
– …
Вряд ли кто-то успел составить себе мнение по этому поводу, но Камилла, к всеобщему удивлению, подняла руку. Еще до того как преподаватель дал ей слово, она начала:
– Я не думаю, что это так. Любой деятель искусства выражает себя. В литературе автор присутствует повсюду, несомненно. Конечно, больше бросается в глаза, когда рисуют собственное лицо, но из этого не следует, что живопись занимает особое место в плане самовыражения. По-моему, вообще невозможно творить, никак не выражая себя. Мне кажется, ваша теория базируется на поверхности явлений.
Камилла остановилась, решив, что этого хватит. Все были изумлены тем, что «молчальница» высказала свою точку зрения, да еще в такой длинной речи. Вслед за ней и другие тоже выразили несогласие. Преподаватель не ожидал таких возражений, но, чтобы сохранить лицо, сказал в заключение: он очень рад, что на его занятиях студенты активно обмениваются мнениями и каждый свободно выражает свои идеи. Надо сказать, что комментарий Камиллы он принял очень доброжелательно. Сдержанный по натуре человек решился на публичное выступление, – разумеется, это следует оценить положительно.
После занятий Камилле захотелось извиниться перед преподавателем. Она чувствовала себя неловко, а неожиданная смелость появилась, скорее всего, под влиянием двух фраз, записанных накануне вечером. Да, тут существовала несомненная связь. Выразив в словах прошлое, она освобождала настоящее. Пусть резко и беспорядочно, как о том свидетельствовало внезапное и словно бы не зависящее от ее воли утреннее выступление. Она еще так мало написала, а уже какой хороший результат. Сразу освободилась от долгого вынужденного молчания. Камилла подошла к преподавателю:
– Извините, можно вас на минутку?
– Да, конечно, Камилла.
