(16. С. 190. Перевод Р. П. Храпачевского)
Упомянутый в китайском источнике Берке — под именем Беркай — известен и русской летописи. Именно он шесть лет спустя, в 1259 году, будет «брать число» (то есть проводить перепись всего податного, облагаемого налогом населения) в Новгороде. Пока же, вероятно, был составлен лишь предварительный реестр, то есть начата подготовка к будущему «исчислению» всей подвластной монголам Русской земли. Знаменательно, что это событие отделено всего несколькими месяцами от начала великого княжения Александра Ярославича.
ГОД 1254
Ростов. Дрогичин
Новгородская летопись, говоря о событиях этого года, ограничивается всего одной, но весьма красноречивой фразой:
Добро было христианам.
(24. С. 80)
Надо думать, что объяснялась эта невиданная прежде «доброта» отсутствием князя Александра в Новгороде в течение двух предшествующих лет и, может быть, мягкостью его юного сына, лишь недавно севшего на новгородский престол. Это — единственная подобная фраза в Новгородской летописи за все годы княжения Александра Ярославича.
Лаврентьевская же летопись под 1254 годом (как и под предыдущим 1253-м) сообщает главным образом о местных ростовских событиях:
В лето 6761 (1253), месяца мая во 2-й день, на память святого отца Афанасия, в граде Ростове священа была церковь во имя святых мучеников Бориса и Глеба священным епископом Кириллом при благоверном князе Борисе и Глебе [Васильковичах]. В том же году, И сентября, родился сын князю Борису Васильковичу, и нарекли ему имя в святом крещении Дмитрий.
В лето 6762 (1254)… Того же лета, 30 июля, родился сын князю Борису, и нарекли имя ему Константин.
(38. Стб. 473–474)
В том же 1254 году важное событие произошло на юго-западе Русской земли. Галицкий князь Даниил Романович, вдохновлённый своими успехами в войнах с татарами Куремсы и только что совершивший успешный поход в Силезию, где он действовал совместно с поляками и литовцами (этот поход стал составной частью так называемой войны за Австрийское наследство), пошёл на союз с римским папой: он принял из рук легатов папы Иннокентия IV королевскую корону, а вместе с ней — и условия унии между православной и католической церквями, при которой православные сохраняли все свои обряды, но взамен признавали власть папы.
Из Галицко-Волынской летописи
[161]
Прислал папа почётных послов, принёсших венец, скипетр и корону, которыми выражается королевское достоинство, с речью: «Сын, прими от нас королевский венец». Он ещё до этого присылал к нему епископа береньского и каменецкого, говоря: «Прими венец королевский». Но в то время Даниил их не принял, сказав: «Татарское войско не перестаёт жить с нами во вражде, как же могу я принять от тебя венец, не имея от тебя помощи?» Опизо
[162] пришёл и принёс венец, обещая: «Будет тебе помощь от папы». Он, однако, не желал, и убедили его мать его, Болеслав, Семовит
[163], ляшские бояре, чтобы он принял венец, говоря ему: «А мы будем тебе в помощь против поганых».
Он же венец от Бога принял в церкви Святых Апостолов, от престола святого Петра, от отца своего папы Иннокентия и от всех епископов своих. Иннокентий предавал проклятью тех, кто хулил православную греческую веру, и хотел собрать собор об истинной вере, о воссоединении церквей. Даниил принял венец от Бога в городе Дорогичине.
(39. Стб. 826–827. Перевод О. П. Лихачёвой по: 29. С. 331)
Однако, как вскоре выяснилось, надежды Даниила на помощь папы в борьбе с татарами, ради чего он и пошёл на такой, неоднозначно воспринимаемый в русском обществе шаг, оказались тщетными. Союза Галицкой Руси с Западом не получилось. Никаких практических результатов не дала и уния — первая попытка объединения Западной и Восточной церквей в истории России.
ГОД 1255
Владимир. Новгород
Год нового столкновения Александра с новгородцами.
Из Лаврентьевской летописи
После Великого дня
[164], на Святой неделе, преставился Константин, сын великого князя Ярослава, и был плач велик; [и], обрядив, понесли тело его во Владимир. И когда услышал князь Александр о смерти брата своего, встретил его [с] митрополитом, игуменами и священниками; [и], отпев положенные песнопения, положили его у Святой Богородицы во Владимире.
В том же году задумали новгородцы послать Далмата, епископа Новгородского, к великому князю Александру с грамотами, будто о мире; тот же промедлил. И восстановил дьявол, искони не желающий добра роду человеческому, вражду, и был мятеж в Новгороде: выгнали князя Василия. В том же году приехал князь Василий Новгородский в Торжок и дождался тут отца своего Александра…
Дальнейшие события суздальский летописец излагает очень кратко, рисуя радужную, но, увы, весьма далёкую от действительности картину быстрого усмирения Новгорода:
Великий же князь с Дмитрием Святославичем
[165] и с боярами пошёл к Новгороду. И когда услышали новгородцы, вышли с крестами и поклонились ему с честью многой, и была радость великая. И посадил сына своего в Новгороде, а сам поехал от них с честью великой, дав им мир.
(38. Стб. 474)
О том, что происходило в Новгороде на самом деле, мы узнаём из подробного рассказа Новгородской Первой летописи. Оказывается, здесь не обошлось без брата Александра, беглого князя Ярослава Ярославича, попытавшегося захватить власть над Новгородом и встретившего решительную поддержку со стороны горожан.
В лето 6763 (1255). Вывели новгородцы из Пскова Ярослава Ярославича и посадили его на столе, а Василия выгнали вон. И, услышав об этом, Александр, отец Василия, пошёл ратью к Новгороду. И когда шёл Александр со многими полками и с новоторжцами, встретил его Ратишка с изменнической вестью
[166]: «Поспеши, княже, брат твой Ярослав бежал». И поставили новгородцы полк за [церковью] Рождества Христова, в конце, а кто пешие, те встали от Святого Ильи, против Городища. И сказали меньшие
[167] на вече у Святого Николы: «Братья, а что как скажет князь: «Выдайте мне моих врагов»?» И целовали меньшие Святую Богородицу, что стоять им всем: либо живот, либо смерть за правду новгородскую, за свою отчину. Лучшие же мужи собрали совет зол: как бы им меньших одолеть, а князя ввести на своей воле. И побежал Михалко из города к Святому Георгию (Юрьеву монастырю. — А. К.) для того, чтобы со своим полком напасть на нашу сторону и людей разогнать. Уведал [о том] Онанья [и], желая ему добра, послал за ним втайне Якуна; чёрные же люди, узнав о том, погнались за ним (за Михалком. — А. К.) и хотели двор его [разграбить], но не дал им Онанья: «Братья, если того убьёте, то убейте меня прежде!» — ибо не ведал, что и о нём мысль злую надумали: самого его схватить, а посадничество дать Михалку. И прислал князь Бориса на вече: «Выдайте мне Онанью посадника; если же не выдадите, я вам не князь — иду на город ратью!» И послали новгородцы к князю владыку
[168] и Клима тысяцкого: «Поезжай, княже, на свой стол, а злодеев не слушай, а с Онаньи гнев сложи и со всех мужей новгородских». И не послушал князь мольбы владыки и Климовы. И сказали новгородцы: «Братья! Если князь наш так надумал с нашими крестопреступниками, то вот им Бог и Святая София, а князь без греха». И стоял весь полк три дня за свою правду, а на четвёртый день прислал князь, так говоря: «Если лишится Онанья посадничества, то я с вас гнев снимаю». И лишили Онанью посадничества, и взяли мир на всей воле новгородской. И пошёл князь в город, и встретил его архиепископ Далмат со всем священническим чином, с крестами, у Прикуповича двора; и все радостью исполнились, а злодеи омрачились: потому что христианам радость, а дьяволу пагуба, что не было христианам великого кровопролития. И сел князь Александр на своём столе. В то же лето дали посадничество Михалку Степановичу.
