Глава двадцатая
СЕМИЛЕТНЯЯ ВОЙНА
Первого августа 1751 года императрица произвела трех камер-юнкеров в камергеры — Пимена Васильевича Лялина, Карла Ефимовича Сиверса и Ивана Ивановича Шувалова. Контраст очевиден: первые двое — давние конфиденты Елизаветы, третий — выскочка, менее чем за три года выбившийся «из грязи в князи». Тем не менее «старики» не оскорбились. За долгие годы службы оба хорошо изучили госпожу и наверняка догадывались, что Шувалов такой же фаворит государыни, как Бекетов или Никита Иванович Панин, в июле 1747 года высланный из России (что произошло между ними, источники не раскрывают, но Панин до конца жизни затаил обиду на царицу, а та, словно заглаживая вину, регулярно осыпала дипломата милостями — орденами, чинами, деньгами, однако в Россию вернуться не позволяла вплоть до зимы 1759/60 года).
Учитывая, что в 1743 году «Адонис» Никита Иванович соперничал с самим «Геркулесом» Алексеем Разумовским и всерьез метил на его место, нетрудно предположить, чем разгневал Елизавету Петровну молодой придворный. Императрица забавы ради пофлиртовала с камер-юнкером, как флиртовала с иными мужчинами из ближайшего окружения, а тот принял игру за чистую монету, распалился и не смог остановиться, вот и угодил на 12 лет в российские посланники при датском и шведском дворах
.
Похоже, ни Бекетов, ни прочие «кандидаты» подобной ошибки не совершали. Не обольщался на сей счет и Иван Шувалов. Ведь Елизавета Петровна специально сотворила фаворита из пажа — для сохранения «должности» русского Ришелье при замене одного международного союза (с Англией) на другой (с Францией). Оттого и торопилась с выдвижением Шувалова, что боялась, как бы «дипломатическая революция» не разразилась, прежде чем она обзаведется любовником-франкофилом, якобы по внушению которого нацелится на дружбу с версальским двором. Таким образом, альтернатива Бестужеву появилась аж за пять лет до наступления нужного момента.
Первое знаковое назначение, предвещавшее приближение войны, было сделано 29 марта 1753 года: Я. П. Шаховского перебросили с Синода в армию генерал-кригскомиссаром, то есть отныне снабжение солдат приобретало приоритет в сравнении с церковной политикой. Приезд в октябре 1755 года в Санкт-Петербург версальского «разведчика» шевалье Дукласа восстановил русско-французское сотрудничество де-факто, а де-юре оно возродилось через полгода, после провозглашения Дукласа и Ф. Д. Бехтеева поверенными в делах, соответственно, Франции и России. К тому моменту «дипломатическая революция» уже завершилась, а до начала войны оставалось меньше полутора месяцев.
Семилетнюю войну часто называют первой мировой. В это время ведущим державам Европы пришлось сражаться с Пруссией, а в XX веке — с ее преемницей Германией. Все три войны были спровоцированы не только территориальными претензиями Берлина к соседям, но и его ставкой на силовое решение любых проблем. Россия, возобновив альянс с венским двором, выступила против превращения лозунга Фридриха Великого «право за сильным» в норму международных отношений. В 1740–1742 и 1744–1745 годах Пруссия военным путем забрала у Австрийской империи богатую Силезию и навязала Марии Терезии мир, признавший совершившийся передел территорий новым статус-кво. Дурной пример заразителен, и вслед за Пруссией аналогичную попытку предприняла Франция, оккупировав Австрийские Нидерланды.
Вмешательство России в 1748 году отрезвило версальский кабинет и положило конец негативной тенденции. Между тем в Вене мечтали о реванше. В Санкт-Петербурге сочувствовали союзнице России, почитая безнаказанность агрессора крайне опасным прецедентом. Однако Лондон устал от борьбы, а почти все завсегдатаи парижских салонов восхищались Фридрихом. Прусский король попробовал вырваться из тисков англо-австро-русской коалиции, используя слабое звено в цепи. В ту пору британский премьер Томас Пелэм-Холлс искал эффективный способ защиты Ганновера, родовой вотчины английских королей, которому угрожали Франция и Пруссия. От французов оборонялись сами, пруссаков со стороны Лифляндии сдерживал, согласно возобновленной в сентябре 1755 года субсидной конвенции, русский корпус.
И вдруг Фридрих II, учтя и прагматизм англичан, и благосклонность к нему российской великокняжеской четы вкупе с французским общественным мнением, и фанатичную англоманию канцлера Бестужева, кукловода русской императрицы, подал свежую идею — выдвинул себя в охранники Ганновера при условии совместного отражения неприятельского нападения на родину Георга II. Союз с Англией при нейтралитете России и Франции гарантировал Пруссии господство над Европой. Австрия обрекалась на полный разгром, Саксония — на поглощение прусским королевством. Однако успех замысла целиком зависел от позиции двух женщин — императрицы Елизаветы Петровны и маркизы де Помпадур. Прусский гений высокомерно записал обеих в дуры — на том и погорел.
Англо-прусский тандем возник в Вестминстере 5 января 1756 года. Помпадур быстро сообразила, что случится с Европой, если Франция дистанцируется от австро-прусской усобицы. В итоге, несмотря на боевые столкновения с англичанами в Средиземноморье и Северной Америке из-за колоний и здравицы парижских интеллектуалов в честь Фридриха, маркиза поспешила активизировать диалог с австрийцами и привлечь к антипрусскому союзу Россию. 20 апреля 1756 года в Версале образовался франко-австрийский военный альянс. Возведенная Фридрихом конструкция в одночасье пошатнулась, а рухнула из-за упрямства русской «дуры».
Как говорилось выше, Елизавета Петровна загодя приготовилась к сюрпризу прусского короля, так что, когда пробил час, рокировка партий, смена лидеров и внешнеполитического курса не вызвала затруднений. Внешне всё выглядело высочайшим потаканием любимцу, поклоннику Франции и французской культуры. Вроде бы поэтому 13 июля 1756 года приятель Шувалова М. И. Воронцов явочным порядком возглавил Иностранную коллегию, а заодно уведомил удивленного канцлера, что отныне Франция и Россия — друзья. Дальше — больше. Британский посланник Чарлз Хэнбери-Уильямс месяца три изворачивался, добиваясь от России невмешательства в австро-прусский конфликт. Осознав, что царица более не слушается англомана Бестужева, он обратился за помощью к великокняжеской партии, чередовал угрозы с лестью, взывал к русскому патриотизму, не побрезговал шантажировать Шуваловых в дни серьезной болезни государыни — но тщетно. 4 ноября рассерженная императрица устами членов Конференции потребовала от англичанина прекратить бессмысленное давление, а в последний день года Россия официально примкнула к франко-австро-саксонскому трио, которое в марте 1757-го после присоединения Швеции превратилось в квинтет
.
Дипломатическую прелюдию войны Фридрих II проиграл, гегемония обернулась изоляцией. Прусскую армию, первой атаковавшую саксонцев 18 августа 1756 года, в считаные дни оккупировавшую и разграбившую княжество, спасло от скорого разгрома то, что французы воевали неохотно, австрийцы — стандартно, а русские — с оглядкой на Зимний дворец. К сожалению, измена Апраксина имела место, как бы ни старались некоторые историки обелить его. Отступление русской армии к Неману после победы при Гросс-Егерсдорфе 19 августа 1757 года возмутило не только императрицу, но и тех, кто разбирался в военном деле, несмотря на попытки фельдмаршала оправдаться дефицитом фуража и провизии.
