Он кивнул:
– Да, но не таким способом.
– Магия Оракула связана скорее не с путешествиями, а с духовной жизнью, с различными видами словесной и мысленной коммуникации, с предвидениями, – сказал я. И это была чистая правда: проклятый пузырь и впрямь бывал очень даже разговорчивым, когда сам того хотел. Именно потому-то Мимир и выбрал для своих контактов с людьми мечтателя – мечтателя и сновидца, для которого его внутренний мир был почти столь же реален, как и мир внешний. Но меня особенно интересовало другое: сколь прочным может оказаться этот его внутренний мир?
– Расскажи мне, как это все с тобой случилось, – попросил я.
Гифт ответил не сразу. Он даже отвернулся и некоторое время на меня вообще не смотрел. Чувствовалось, что ему тяжело даже вспоминать о том давнем событии.
– Двадцать лет прошло, – наконец заговорил он. – Трудно поверить, что и я когда-то был молод. В ту пору я увлекался сбором образцов скальной породы – особенно имевших отношение к периоду, который предшествовал Великой Беде.
Я удивленно поднял бровь, и он пояснил:
– Зимняя Война сопровождалась массой всевозможных и весьма интересных геологических явлений. Наблюдались, например, вулканические выбросы пепла и золы, которые вполне могут объяснить легенду о гигантских волках, пожравших Солнце и Луну. Разумеется, в наши дни никто не верит, что подобные и весьма многочисленные истории соответствуют действительности. Но в легендах и мифах всегда есть доля правды, что бы там ни думали на нашем Историческом факультете. А меня всегда очень интересовало, как примитивному воинственному племени асов удалось построить нечто столь грандиозное, как Небесная Цитадель.
– Примитивному? – переспросил я.
– Ну да. Каким же еще является племя, превратившее войну в собственный образ жизни? Живущее исключительно ради завоеваний, или победы над очередным противником, или даже ради варварской мести тем, кто осмелился ему противостоять, бросить ему вызов?
Что ж, с этим утверждением я бы, пожалуй, спорить не стал.
– Ты, похоже, серьезно изучал нашу историю? – спросил я.
Гифт улыбнулся.
– О да! И в итоге это превратилось в страстное увлечение. У меня даже возникла тайная теория, согласно которой за многочисленными легендами о магии и рунах скрывается та простая истина, что на самом деле асы обладали основательными познаниями в комплексном строительстве, причем основанном на весьма продвинутых математических расчетах. К сожалению, от асов нам остались лишь пепел от сгоревшего Асгарда да куски почерневших от пламени камней, которыми была усыпана вся равнина внизу. Но мне очень хотелось выяснить, не обладают ли эти камни некими особыми свойствами, не могут ли они скрывать важную тайну, раскрыв которую, я смог бы подтвердить правильность моих изысканий.
– И в итоге ты наткнулся на нашего Оракула, – догадался я и тут же представил себе эту знаменательную сцену на равнине Идавёлль, все еще усеянной осколками стен Небесной Цитадели и костями тех, кто сражался плечом к плечу со мной, а может, и против меня… Там, вполне возможно, лежали и мои косточки, втоптанные в пыль…
Черт побери, даже мне вспоминать об этом было слишком тяжело!
А Джонатан Гифт между тем продолжал:
– Сперва я решил, что нашел просто кусок скальной породы вулканического происхождения. Возможно, обсидиана. Но едва я коснулся этой штуки руками, как сразу почувствовал, что некая содержавшаяся в нем сущность проникла в мой мозг… – Он вдруг умолк и некоторое время молчал. Потом снова заговорил: – Подобного ощущения мне никогда еще испытывать не доводилось. Это можно сравнить разве что с внезапным открытием новой разновидности уравнений. Я ощущал в себе силу, превосходившую все, о чем я когда-либо знал; я чувствовал, что готов к великим свершениям, способен сделать великие и важные открытия. А проникшая в мой мозг сущность, казалось, росла и расцветала, обследуя каждую мою мозговую извилину… И я вдруг понял: а ведь она охвачена бешеной яростью, ибо ее постигло страшное разочарование…
– И чем же это она была так разочарована? – спросил я, хотя кое-какие догадки у меня уже имелись.
– Я оказался не тем, кто был нужен Шепчущему. И не имел того, что ему требовалось. С другой стороны, никого другого у него под рукой не было, так что отпускать меня он вовсе не собирался. Он заставил меня притащить тот кусок скальной породы к себе домой, а потом заставил рассказать ему все, что я знаю. Когда я ответил на все его вопросы, он забрал меня с собой в царство Сна и показал, что он мог бы для меня сделать – и что ожидает получить от меня взамен.
– И что же он хотел получить?
Несколько мгновений Джонатан явно колебался. Он даже опять от меня отвернулся. Но потом все же поведал мне о своей сделке с Оракулом.
Ну естественно! Мне следовало бы раньше догадаться – это ведь так очевидно. Последняя фигурка в пазле, последняя возможность для Мимира Мудрого уйти от судьбы и возродиться вновь – и не просто во плоти, а в облике божества, обладающего всем тем невероятным могуществом, которого Мимир так жаждал при жизни…
– Я понимаю, – тихо сказал я. – И вижу теперь, почему ты испытывал такой стыд. И все же у тебя хватило мужества сопротивляться. Немногие люди из твоего мира оказались бы на это способны.
Джонатан посмотрел на меня с надеждой.
– Ты действительно так думаешь? Я ведь целых двадцать лет ему сопротивлялся! Но к тому моменту, когда ты меня нашел, я был уже готов – почти готов – исполнить данное ему обещание.
После этих слов и в моей душе вспыхнула надежда, и я спросил:
– А в какой степени ты был к этому готов? Точнее.
Он вздохнул.
– Я уже получил то, что ему требовалось. Мне – ему! – могли бы это доставить в течение нескольких дней.
– Могли бы доставить? Ты хочешь сказать, что ваша сделка потребовала и еще чьего-то участия? И этот «некто» тоже обо всем знает?
– Да, некто. Точнее, нечто, – признался Джонатан.
Потом он принялся объяснять, и я постепенно начал понимать, что именно здесь произошло и как я мог бы – если мне, конечно, повезет, а также, разумеется, с помощью кое-какого обмана, – использовать это в своих интересах.
– А если бы что-то, скажем, пошло не так, – поинтересовался я, – то была ли у тебя возможность как-то связаться с… этой личностью?
– Да, с помощью одного слова, – сказал Джонатан Гифт и произнес его, это «одно слово», хотя на самом деле это было имя, причем на том языке, которого я не слышал уже много лет – на языке Древней Эпохи, ныне сохранившемся разве что в заклинаниях и фрагментах древних кеннингов
[67].
