– Ты уверен, что это цвета Оракула? – Тор, оскалившись, снова навис над моим плечом.
Я только зубами скрипнул и ответил ему довольно спокойно:
– О да, совершенно уверен.
Еще бы! Я узнал бы цвета его ауры где угодно! Этот проклятый «пузырь» одно горе мне приносил с самого первого дня, когда я его увидел. Всюду порождая разногласия и беспорядки, Оракул соблазнял асов своими пророчествами. Это ведь он погубил мою братскую связь с Одином; он ускорил конец света; он наверняка даже сейчас пытался тайком проникнуть в мои мысли и спутать их. Он ухитрился не погибнуть, когда я собственноручно сбросил его с самого высокого парапета Асгарда. Он сумел пережить даже Рагнарёк. И он имел привычку на каждом оставлять свой знак, и это отражалось в сновидениях тех людей и богов, на которых он действовал уже самим своим присутствием. Так случилось и на этот раз. Судя по составу и объему того материального вещества, из которого состоял возникший перед нами остров-сон, созданный неведомым сновидцем, сам этот сновидец явно был личностью сильной и весьма незаурядной.
– Довольно плакать, Попрыгунья. Мы уже совсем близко! – крикнул я, и рыдания у меня за спиной, кажется, стали утихать.
– Сейчас мы войдем в пузырь чужого сна, – предупредил я ее. – Не бойся. Физически тебе там никто повредить не сможет. Но помни, что сама ты сейчас дух, а не человек во плоти, и старайся держаться как можно ближе к Слейпниру. Нам, возможно, еще придется удирать отсюда, причем весьма поспешно. Ну что, ты в состоянии вести себя так, как я прошу?
Попрыгунья кивнула. И крепче стиснула серебристую нить своей линии жизни. Она сейчас и выглядеть стала старше, ближе к своему естественному возрасту; от той малышки у нее остались только косички-хвостики. Я резко повернул Слейпнира туда, где вновь промелькнул отблеск ауры Мимира, похожий на молнию, запертую в бутылке. Мне было ясно, что он заманивает нас внутрь одного из тех мирков, недолговечных, как мыльные пузыри, которые во множестве мерцали вдоль берегов реки Сновидений и на ее поверхности. Долго ли способен существовать такой мирок, сказать невозможно. Порой сон у людей длится несколько минут, а порой – всего несколько секунд. Но выхода у нас не было: если бы я сейчас потерял след Оракула, нам пришлось бы все начинать сначала. У нас не хватило времени ни проверить окрестности на предмет возможной угрозы, ни выяснить, что данный сновидец собой представляет и в здравом ли он уме, и все же я уверенно направил Слейпнира прямо к светящемуся пятну знакомой ауры. Я еще успел заметить, как выгнулась стенка сна-пузыря, словно ринувшись нам навстречу, а потом мы проломились сквозь нее и очутились внутри мирка, выстроенного погруженным в сон человеческим разумом.
Глава четвертая
Я часто размышлял о том, что если б люди сумели как-то обуздать силу сновидений, тогда и нужды в богах не возникло бы – люди сами получили бы возможность создавать миры или изменять их в соответствии со своими вкусами. Ведь человеческое воображение поистине безгранично; люди обладают невероятной проницательностью и широтой взглядов. И все же они предпочитают жить по-прежнему, опутанные по рукам и ногам всевозможными нелепыми условностями, правилами и законами…
Нет, никогда я их не пойму!
Однако этот конкретный сон отличался небывалой силой амбиций, что довольно редко встречается даже среди тех поистине грандиозных сновидений, какие порой способны создавать люди. Мы увидели перед собой зал невероятных размеров, способный, пожалуй, соперничать даже с тронным залом Асгарда в период его расцвета. Колонны из мрамора и эбенового дерева; на полу изысканный мозаичный рисунок; повсюду искусно выполненные скульптуры, позолота и чудесные витражи. Одну из торцевых стен занимал гигантский орган, изукрашенный бархатом и золотом, и толщина самых больших его труб была вполне сопоставима со стволами древних дубов. Десять тысяч деревянных скамей выстроились рядами перед массивным алтарем, а проходы между рядами простирались, казалось, до самого горизонта. И все это великолепие венчал массивный хрустальный купол, сверкавший, как тысяча солнц.
– Мило, – только и сказал я.
В мирке этого сновидца наш Слейпнир превратился в самого обыкновенного коня чалой масти, так что Попрыгунья легко спрыгнула с него, крепко сжимая в руке свою серебристую линию жизни, огляделась и с изумлением выдохнула:
– Что же это такое?
– Это моя идея величайшего в мире собора, – откликнулся некий голос, исходивший, казалось, разом отовсюду. – Собора, который будет построен, дабы привнести Порядок в мир Хаоса.
Ага, это, должно быть, и есть наш сновидец, догадался я. Во сне сновидцы (как мужчины, так и женщины) могут иметь любое обличье – это, кстати, очень удобно: сразу видно, что на самом деле представляет собой та или иная личность. Оглядевшись, я заметил высокого мужчину средних лет, одетого в рабочую блузу, перехваченную поясом с инструментами; на голове у него красовалась феска с кисточкой.
Облик этого сновидца, разумеется, мог и не соответствовать тому, каков он в реальной жизни. В реальной жизни он вполне мог оказаться совсем другим человеком – не только мужчиной, но и женщиной или даже ребенком, – но во сне он видел себя именно таким. По крайней мере, в этом конкретном сне. Итак, перед нами был мастер-ремесленник, уверенный в качестве своей работы, скромный, но уважающий себя и вполне надежный.
– Так это твоя задумка? – поинтересовался я.
– О да, с позволения добрых богов.
Это звучало многообещающе. Значит, в мире этого человека боги еще занимали определенное место – если и не как некая активная сила, то, по крайней мере, как нечто могущественное, что было живо в его памяти. Я озирался в поисках того цветового пятна – ауры Мимира, – которое заметил в речном потоке. Вообще-то в относительно замкнутом пространстве след его ауры должен был бы быть виден довольно хорошо, но этот храм, похожий на чашу, был настолько полон ослепительного света, что никаких магических следов разглядеть было невозможно.
Я снова повернулся к сновидцу и спросил.
– Как твое имя?
Он посмотрел на меня, но ничего не ответил. Спящие редко называют свое настоящее имя; впрочем, зачастую о них можно гораздо больше узнать по тем именам, какими они во сне называют себя сами; видимо, это для них важнее имени, данного родителями.
– Я… зовите меня просто Архитектор, – наконец ответил он.
– А это как называется? – Я обвел рукой внутренность гигантского здания с хрустальным куполом. – Дворец? Храм? Летняя беседка для приятного времяпрепровождения? – Последнее выражение я почерпнул во внутреннем лексиконе Попрыгуньи – в разделе, обозначенном АНГЛИЙСКАЯ ЛИТЕРАТУРА, – и мне страшно понравилось, как это звучит.
Архитектор слегка усмехнулся.
– Во времена Золотого Века это было Колыбелью Богов, – сказал он. – А теперь это Колыбель Человечества. Когда я завершу строительство, мой храм положит начало новому Золотому Веку – веку обретения знаний, мудрости и Порядка.
