– Ох, сейчас мне только твоих вопросов и не хватало! – недовольно откликнулся я. – Слейпнир – не просто конь. Тем более в царстве Сна, где он может принимать любые обличья – лошади, автомобиля, летающей машины… – И я повел рукой, указывая ей на нашего скакуна, который уже успел совершить очередное «превращение»: теперь это была вереница красных птиц, влекущих за собой нечто вроде небесных саней, которые, перебираясь через гряду облаков, подскакивали, как на настоящей и весьма ухабистой дороге. – Постарайся просто не обращать внимания на постоянные перемены в его облике. И держись покрепче.
– А за что, за что мне держаться?!
Я пожал плечами – ну, по крайней мере, мысленно сделал то, что могло бы сойти за этот жест здесь, на границе двух миров. Впрочем, мое-то нынешнее обличье оказалось мне вполне знакомым – я имел внешность молодого человека, обладающего пышной рыжей шевелюрой, неким louche charme
[64] и отметиной в виде руны Каен на запястье. Однако я понимал, что в мире физическом я всего лишь мимолетное виденье, промелькнувший сон. А вот Попрыгунья оставалась живой, и ее связь с собственным телесным «я», а также с физическим миром поддерживалась тонкой, как осенняя паутинка, серебряной нитью, которая разматывалась вслед за летящим вперед Слейпниром.
Я указал ей на эту серебряную нить, и она спросила:
– А что это такое?
– Это твоя линия жизни, которая, подобно тонкой струне, связывает тебя с твоим прежним физическим телом. Никому не позволяй ее разорвать. Она будет совершенно необходима тебе там, куда мы сейчас направляемся.
И я вновь вернулся к своей основной задаче – к поиску в этом водовороте снов и видений головы Мимира или хотя бы каких-то ее следов: намека на рунический знак или промелька мысли – даже мельчайшего их фрагмента мне было бы достаточно. В голове Мимира было заключено невероятное магическое могущество, и кто-то наверняка должен был ее заметить. Заметить и попытаться удержать. Ну хотя бы увидеть ее во сне. Если бы мне удалось уловить хотя бы намек на то, что она промелькнула в реке Сновидений, я бы сразу понял, где мне ее искать.
Тор, который, видимо, решил, что мы с Попрыгуньей слишком много разговариваем, грозно прорычал у меня за спиной:
– Ты бы поменьше болтал и побольше по сторонам смотрел! Не то с моей помощью собственным языком подавишься!
Пришлось на какое-то время умолкнуть, и я, оставшись наедине со своими тревожными мыслями, все пытался найти ответ на вопрос: почему Один не сказал мне правду? Пусть он не меньший лжец, чем я сам, но зачем ему понадобилось связываться с Хейди? Почему он предпочел ее? Почему не поверил мне? Конечно же, не только потому, что некогда я переметнулся на сторону противника и тем самым положил конец асам и созданным ими мирам. Нет, у Одина наверняка был иной мотив, получше наказания за предательство. Я, собственно, что хочу сказать: на меня ведь всегда можно положиться. По крайней мере до тех пор, пока вы будете помнить, что я по природе своей абсолютно ненадежен.
– Фрейя! – вдруг сказала вслух Попрыгунья, наверняка сумев как-то прочесть мои мысли, хотя мне казалось, что здесь это совершенно невозможно. Особенно если учесть, что мы с ней более не делили одно и то же ментальное пространство. – Неужели она действительно того стоит, как ты думаешь?
Я обернулся и с удивлением посмотрел на нее. Она уже сменила пижаму с пингвинами на платье из какой-то серебристой ткани; сбоку на платье был разрез до середины бедра; на ногах у нее красовались сапоги на высоченных каблуках, а светлые волосы она собрала в узел и закрепила бриллиантовой заколкой.
– Только не пытайся меня убедить, что ты именно так представляешь себе облик богини, – тут же предупредил ее я.
Попрыгунья с удивлением оглядела себя.
– Я и не собиралась… Скажи, а почему это я все время меняюсь?
– Здесь всё постоянно меняется. Вспомни, ты же находишься в царстве Сна.
Она немного помолчала, явно пребывая в замешательстве, но потом вернулась к прежней теме:
– Один, должно быть, действительно любит Фрейю, раз рискнул нашими жизнями, надеясь ее вернуть – твоей, моей, Эвана, Мег…
Я резко ее прервал. Слушать это было невыносимо, и я совершенно не намерен был оставлять Попрыгунью в заблуждении относительно того, что Один – герой безусловно романтический.
– Ты ошибаешься, принимая страсть за любовь, – сказал я. – Любовь может быть и безумной, и переменчивой, страсть же всепожирающа. И уж если она вцепится в кого-то своими когтями, то этот несчастный скорее весь мир сожжет, чем от предмета своей страсти откажется.
В ответ Попрыгунья робко и как-то тоскливо улыбнулась. На ней уже снова была пижама с пингвинами.
– Мне просто очень хочется, чтобы это была не Стелла, – грустно сказала она, и я сразу почувствовал, чтó ее терзает, хотя мы с ней больше уже и не обитали в одном теле. – Со Стеллой у Эвана нет ни малейшего шанса. И никогда не было. Он давно должен был бы и сам это понять. Стелла никогда не допустит, чтобы ее даже мертвой увидели в обществе… калеки.
Я так до конца и не понял, кого именно она имела в виду, произнося слово «калека». Эвана или все же себя? Но она молчала и, опустив глаза, изучала собственные руки; одно ее запястье, точно браслеты, обвивали серебристые шрамы, очертания которых так напоминали зеркальное отражение моей фиолетовой руны. Как странно, подумал я, что она выбрала именно эти обстоятельства, чтобы открыться мне, поведать о тех вещах, которые до сих пор тщательно хранила за потайными дверями своей памяти.
– Ни он, ни ты ничуть не ущербны, – сказал я. – Ибо доказали, сколь многое можете пережить – и выжить.
И после этих слов я вновь занялся поисками головы Мимира, а мое чудовищное дитя, мой конь-паук все продолжал плести свою паутину в восьми мирах разом, все мчался вперед и вперед, вдоль и поперек пересекая царство Сна.
Глава третья
Сон – это река, пребывающая в постоянном движении; на ее поверхности то и дело возникает и исчезает бесчисленное множество островков. Некоторые из них – всего лишь пузырьки времени, тогда как в других заключены порой целые миры. Трудность нашей задачи заключалась в том, что мы как раз и должны были найти нечто по здешним меркам микроскопическое, сопоставимое по величине с песчинкой в таком мире, который состоит из одних песчаных пляжей. И все же благодаря тому, что каждая нога Слейпнира находилась в одном из восьми известных миров, решение этой задачи казалось, по крайней мере, возможным, хотя общение с нашим скакуном по-прежнему представляло для нас некую загадку. Впрочем, богам – даже павшим – снятся куда более яркие и яростные сны, чем людям. Так что, если Мимир действительно находится в царстве Сна, я непременно должен буду его обнаружить. Правда, при том условии, что меня самого раньше не обнаружит кто-то из здешних страшноватых обитателей.
