И я, собрав в уме все известные мне руны, закрыл глаза и стал думать о доме, который отчего-то казался мне больше похожим на дома из мира Попрыгуньи, чем на тот дом, какой был у меня когда-то в Асгарде. Вскоре послышался скрежет, затем – оглушительный грохот, и Холм словно ожил: камни сами собой стали выворачиваться из пересохшей земли, а из щелей остриями пик хлынул наружу тот фиолетовый свет, и я почувствовал, как эти фиолетовые раскаленные пики насквозь пронзают мое тело… Крича от боли, я рухнул на колени и тут же услышал крик Одина:
– Давай! Хватай скорее поводья! И тужься! Тужься! Еще сильней! Тужься, тужься!
Сон
В космосе никто не сможет подслушать твой сон.
Локабренна: 9:12
Глава первая
Должен сказать, что в первый раз рожать было намного проще. Впрочем, эти новые «роды» к моему физическому телу отношения практически не имели: это было скорее что-то вроде химической реакции.
Один, собственно, и назвал это соединением неких летучих веществ. Именно такое ощущение у меня, признаюсь, и возникло – казалось, будто тело мое пожирает огонь. Довольно смешно, если задуматься: ведь огонь – моя родная стихия. Однако боль все усиливалась, расцветая точно заря, становясь настолько огромной, что мои нервные окончания уже не в состоянии были ее воспринять и измерить. Из шрамов на моем запястье, похожих на сломанную руну, по-прежнему сочилась кровь, и капли ее падали на землю, а в небе слышалось гудение, словно его от края и до края захватил гигантский рой пчел.
Я чувствовал, что Попрыгунья там, внутри, пребывает в отчаянии и не верит в благополучный исход дела, и это совершенно естественно – я, кстати, все время забывал, что самой-то ей еще никогда не доводилось испытывать настоящих страданий. Те порезы на запястьях, или случайно оцарапанное колено, или настырная головная боль – все это сущая ерунда по сравнению с обрушившимся на нее сейчас кошмаром. Мне хотелось сказать ей, что бывает и хуже, что нам, возможно, придется терпеть куда большие мучения, прежде чем закончится наша эскапада, но я боялся еще больше ее напугать – она и без того была страшно напугана. И тут с ней заговорил Эван.
– С тобой все будет хорошо, Попрыгунья. Ты, главное, держись, – тихо сказал он. – Скоро он исчезнет, и ты сможешь пойти домой и позабыть все, что с тобой случилось.
«Что это значит?» – мысленно спросила у меня Попрыгунья.
– Это значит, что здесь наши с тобой пути расходятся, – сквозь стиснутые зубы ответил я. – Там, дальше, простираются Девять Миров страданий, а ты недостаточно крепка, чтобы это пережить.
«Как это «наши пути расходятся»? Ни в коем случае! Не можешь же ты просто уйти, зная, что Мег в опасности? Нет, я тебя не отпускаю! Я не позволю тебе идти туда одному!»
Светящиеся рунические знаки образовали на земле нечто вроде решетки, внутри которой лихорадочно пульсировала энергия. Я мысленно потянулся к этой решетке и толкнул ее, стараясь найти и зажечь в своей душе прежний Огонь, и отовсюду на мой зов стали откликаться те силы, что так долго лежали в бездействии под Холмом. Они пробуждались, и пели, как поют под ветром телефонные провода, и извивались яркими вспышками, подобно молниям небесным.
А лохматый пес Твинкл непрерывно лаял. Интересно, зачем Один его притащил? Просто представить себе невозможно, какой от него мог быть прок – он ведь даже в качестве охранной собаки никуда не годился. Но, видно, и его воспламенили те силы, что доселе скрывались под Холмом. Я вдруг увидел, как Твинкл высоко подпрыгнул, и его тень над поросшей травой вершиной Холма стала чудовищно огромной – казалось, он превратился в того злобного пса
[62], что охраняет ворота Хеля…
Однако размышлять об этом было некогда. Холм содрогнулся. Воздух наполнился оглушительным гулом, а решетка из рун, в которую я вцепился кончиками пальцев, затрепетала от прилива магических сил. Потом вдруг наступила полная тишина. Исчезла боль, раздиравшая мое тело. Небо вновь стало светлым, а воздух словно застыл. И прямо у нас над головой появился Слейпнир, похожий на гигантского цветного паука, ноги которого словно растеклись по небу в восьми различных направлениях…
«И ЭТО я должна считать лошадью?»
Попрыгунья явно не была впечатлена ни эфемерным обличьем Слейпнира, ни тем удивительным фактом, что я сумел самостоятельно родить его заново, выпростав из-под Замкового Холма с помощью всего лишь собственной силы воли и нескольких рун.
– Да, это мой мальчик, – с гордостью сказал я.
«Но с лошадью он явно не имеет ничего общего, – не сдавалась Попрыгунья. – Это… я даже не знаю, на что это похоже».
Я усмехнулся.
– А ты ожидала, что Слейпнир будет похож на разноцветных лошадок из мультфильмов?
«Нет, но…»
Я повернулся к Одину.
– Я выполнил твой приказ. А теперь отпустите Мег.
– Рано еще ее отпускать. – Это сказала Хейди, которая выглядела теперь точно сама Хель
[63], причем одна сторона ее лица была освещена, а вторая погружена в глубокую тень. – Малышка Маргарет останется при мне, пока ты не доставишь голову моего отца. А для того чтобы тебе уж точно не пришло в голову взять и оставить голову Мимира себе, мы пошлем с тобой одного своего друга. Просто для безопасности.
– Чьей безопасности? Моей или вашей? – спросил я, глянув на пса Твинкла, который, разумеется, уже злобно вился вокруг, пытаясь тяпнуть меня за ногу, тварь этакая.
Хейди улыбнулась.
– Нашей, конечно. И, как мы уже поняли, ты будешь счастлив вновь увидеться с Тором в его естественном обличье.
Я вздрогнул, но все же возразил:
– Но ведь он был таким смышленым в собачьей шкуре!
– Ничего, теперь ты его еще больше полюбишь, – пообещала Хейди, – поскольку узнал, какова собачья сторона его натуры.
Я подавил вопль отчаяния. Великие боги! Громовник, да еще и в прежнем своем виде! Самый лучший способ для Одина держать меня под контролем, лучше не придумаешь. Тор, преданный, сильный и не слишком сообразительный, станет ему повиноваться без лишних вопросов. Уже одно это – не говоря о том, что грозит Мег, – сводило к нулю любые шансы на побег.
Попрыгунья прочла мои мысли. «Побег? Да ни за что! Я иду с тобой».
Я попытался протестовать:
– Ты не можешь туда пойти! Разве ты не слышала, о чем я тебе только что рассказывал? Между мирами существует немало разных вещей, способных уничтожить даже могущественного бога. Ты можешь утратить разум или, что еще хуже, никогда не найти обратного пути домой.
