– А Генерал знает, что ты здесь? – спросил я. – Он что, послал тебя за мной?
Это, разумеется, было вполне возможно. Наш Старик – гибкий политик. Иногда даже чересчур – особенно если действует в собственных интересах. Вполне возможно также, что это всего лишь некая ловушка, устроенная, чтобы принудить меня к сотрудничеству. Однако мысль о том, что Одина могли попросту исключить из игры – и кто, Фрейя, оценка которой в моих глазах была значительно ниже того уровня, где, скажем, находилась самая нижняя часть Мирового Змея! – определенно указывала на то, что в упомянутом плане выигрыш для Искренне Вашего вовсе не предусматривался.
Желая прочистить мозги, я даже головой тряхнул, ибо там словно какой-то туман стоял, как если бы меня незаметно напоили допьяна. Мало того, я подобно любому пьянице испытывал абсолютную уверенность в собственной неуязвимости. Кровь так и пела у меня в жилах. Но голова почему-то кружилась все сильнее, а руки вдруг стали обжигающе горячими…
– Сперва ты, возможно, ощутишь небольшой дискомфорт, – заметила Фрейя, глядя на мое изменившееся лицо.
Я подтянул рукава повыше: руки просто жгло.
– Черт, больно же!
– У тебя же кровь идет, – тихонько сказала мне Мег. Ну конечно! Порезы на запястье – те самые, что напоминали руну Каен, – вновь открылись, и из них ручьем текла кровь, которая как-то странно светилась в отблесках догорающего костра. Горячие капли крови падали на землю, и эти влажные пятна тоже немного светились.
А потом вдруг все разом встало на свои места. Пьян? Да нет. Я просто, должно быть, ослеп, раз с первых же мгновений не догадался, в чем тут дело – еще когда увидел у Стеллы ту руну. Между прочим, это была руна Фе, золотая руна богатства, личная руна колдуньи Гулльвейг-Хейд по прозвищу Золотая; той самой знаменитой бунтарки из племени ванов, чья способность к предательству иной раз превосходила даже мою собственную; чье могущество в сочетании с могуществом повелителя Хаоса привело к падению Асгарда и уничтожению асов, войско которых рассыпалось столь же легко, как подброшенная в воздух колода карт…
Я посмотрел на Стеллу. Ее лицо светилось жадным предвкушением дальнейших событий.
– Хейди, это ты? – промолвил я.
Она опять улыбнулась.
– Ох, Локи! Раньше ты как-то быстрее соображал. Неужели тебя настолько отвлекла твоя новая подружка?
Я тут же повернулся к Мег и потребовал:
– Скорее уходите отсюда! Это необходимо! Бери своих друзей и немедленно уходи.
– Она довольно привлекательная, – продолжала между тем Хейди, – хотя, по-моему, не совсем в твоем вкусе. Или что-то изменилось? – И снова эта улыбка – точно цветок в обрамлении острых белых зубов. Во рту у меня моментально пересохло; в горле стоял комок; руки огненным браслетом опоясывала жгучая боль. Я смутно чувствовал протест Попрыгуньи, затаившейся в глубине нашего общего ментального пространства, но у меня не было ни сил, ни времени что-то ей объяснять. Я должен был немедленно убрать отсюда Мег, пока Колдунья не догадалась, как сильно я буду уязвлен, если ей удастся причинить вред этой девушке и ее друзьям.
– Ну? – спросила Хейди, все еще улыбаясь.
– Да нет, это просто легкое увлечение, и все. Она для меня ничего не значит. Можешь о ней забыть, – поспешил я заверить Колдунью.
– Я что-то не понимаю… – Мег изумленно посмотрела на меня. – Это кто? И как она только что тебя назвала?
Я выругался про себя, стараясь не обращать внимания ни на бурные протесты Попрыгуньи, ни на лавину тех чувств, которая обрушилась на меня после моего же гнусного заявления. Я различал среди этих чувств и страх, и печаль, и сожаление, и нетерпение, и еще что-то, весьма близкое к ужасу – но все это нужно было непременно скрыть от той, что таилась сейчас в теле Стеллы, иначе я рисковал подставить под удар Мег, ибо страшная опасность грозила любому, к кому я испытывал душевное расположение, как только поблизости появлялась Хейди.
Мег положила руку мне на плечо.
– Попрыгунья, ты что? С тобой все в порядке?
– Это обман. Нас предали, – сказал я. – И ты должна немедленно уйти. Я так хочу.
Золотистые глаза блеснули.
– Ты хочешь, чтобы я просто ушла, и все?
Сердце мое рвалось на куски, но я заставил себя рявкнуть еще грубее:
– Да, просто уходи, и все! Убирайся к чертям собачьим! Немедленно!
Глава шестая
И я опять повернулся к Стелле, стараясь не обращать внимания на то, с каким выражением лица Мег вынимала свои пои из костровой ямы. Ее друзья – те, кто несколько мгновений назад уже почти стали и моими друзьями, – бросали на меня гневные презрительные взгляды, а Кэтсу пробормотала: «Вот сука!», и меня – хоть я и понимал, что поступаю благородно и должен был бы гордиться собой (одновременно удивляясь, насколько мое нынешнее поведение не соответствует тем моим поступкам, которыми я всегда славился), – охватило чувство мучительной, тошнотворной несправедливости; ничего подобного я не испытывал со времен жизни в Асгарде.
Попрыгунья по-прежнему пыталась протестовать где-то в глубине нашего общего мысленного пространства и отчаянно вопила: «Какого черта?!», но времени у меня было в обрез, и медлить я не осмеливался. Я мысленно послал ей образ страшной ямы, дно которой было покрыто слоем битого стекла, а осыпающиеся сухие края утыканы его осколками. Рядом с ямой торчал поблекший знак: ОПАСНОСТЬ. Образ подействовал, и гнев Попрыгуньи сменился настороженностью и тревогой.
«Пожалуйста, доверься мне, – попросил я ее. – Хотя бы только на этот раз». Мне бы, конечно, очень хотелось и Мег сказать то же самое, но Стелла с меня глаз не спускала. Меня мог выдать любой промельк сомнения, одно-единственное слово.
А Мег, по-моему, все же хотела что-то сказать мне на прощанье, но Кэтсу схватила ее за руку и потащила к тропе, ведущей с Холма вниз.
– Нечего перед ней извиняться! – сердито заявила она. – Там, откуда она явилась, таких пруд пруди.
Я не должен был оборачиваться и все же обернулся. И увидел Мег, освещенную отблесками догорающего костра, которые словно золотой маской скрывали все ее лицо. Даже глаза у нее стали цвета расплавленного золота, а на щеках играли золотистые блики. Я проклинал себя, Стеллу, Попрыгунью и больше всех Генерала, который наверняка знал, кто такая Стелла на самом деле, но по неким личным причинам предпочел мне об этом не сообщать.
«Ну и довольно играть в благородство, – сказал я себе. – Можете в следующий раз мне напомнить, чтобы я на сей счет даже не беспокоился. – Я снова повернулся к врагу лицом, увидел, что Хейди следит за мной, как кошка, играющая с загнанной в угол мышью, и с ненавистью подумал: – Ну что ж, пожалуй, даже хорошо, что я поддался человеческим чувствам, это мне только на пользу пошло».
– Что-то ты в этот раз больно долго соображал, – заметила Гулльвейг-Хейд. – Неужели ты действительно поверил – пусть даже на одну минуту, – что перед тобой Фрейя? Ну, знаешь ли, я считала тебя более проницательным!
