Честно говоря, особого умения для подобных танцев и не требовалось. Нужно было просто полностью отдаться ритму, позволяя громогласной музыке нести тебя подобно огненной реке. Сначала можно было даже почти не двигаться, а потом, опять же следуя мелодии, двигать руками, ногами, бедрами, начинать понемногу улыбаться, а потом и смеяться в полный голос под эту музыку, грохочущую, как лава, сверкающую искрами, как магическое заклятие, и заставляющую тебя танцевать вместе со всеми. И я танцевал.
И у меня вроде бы получалось неплохо. Танцующие вокруг меня все время менялись, одни приходили, другие уходили. Большинство были очень молоды; многие – весьма привлекательны. Ко мне то и дело подходили молодые люди, приглашая потанцевать, и некоторые угощали меня выпивкой. А один нежно меня обнял, и мы с ним исполнили некий медленный танец (он был недурен, но я-то, разумеется, куда лучше!), и все это время я высматривал в зале Маргарет.
Наконец я ее заметил. Она сменила свое желтенькое платье на шорты из коротко обрезанных джинсов и крестьянскую блузу, а волосы стянула на затылке в хвост. В ушах у нее покачивались стеклянные серьги в виде веточек с вишнями. Я помахал ей рукой, она это заметила, улыбнулась и сразу же подошла ко мне.
– А у тебя отлично получается! – крикнула она мне в ухо, перекрывая грохот музыки.
Я положил руку ей на шею под затылком и сказал:
– Давай теперь потанцуем вдвоем.
Не помню уж, как долго мы танцевали. Кожа у Маргарет была теплая, глаза ярко сияли, и от нее чудесно пахло – ванилью и розами. Сперва мы скакали в танце как сумасшедшие – кружились подпрыгивали, хохотали. Она была хороша – я был еще лучше; на нас все смотрели, хлопали в ладоши, подбадривали криками. Затем свет в зале несколько притушили, заиграла более медленная музыка, и толпа молодых людей стала понемногу рассеиваться. А под конец мне уже стало казаться, что в зале остались только мы двое; мы тихонько покачивались в такт музыке, переплетя пальцы рук, и голова Маргарет касалась моего плеча.
Я понимаю: все это, должно быть, звучит довольно дико. И оправдать свое поведение я могу только тем, что, безусловно, был несколько не в себе. Возбуждение, вызванное столь долгожданным пребыванием во плоти; непривычные огни вокруг, непривычные звуки; близость теплого тела Маргарет, аромат ее волос и кожи – пожалуй, этого было более чем достаточно, чтобы я немного свихнулся. К тому же я теперь чувствовал себя свободным от Попрыгуньи – от ее тревог, от ее ненадежности, от ее странных желаний и навязчивых идей, – и мог совершенно спокойно наслаждаться этим дивным даром – жизнью, чудесно проведенным днем и мимолетными мгновениями в обществе Маргарет.
– Здесь очень приятно, – сказала она, – но я знаю местечко и получше.
– Правда?
– Там тоже как бы танцуют, но только с огнем.
Я мог бы возразить, что она уже танцует с огнем, однако ее слова меня заинтриговали. Идея танцем с огнем звучала и впрямь круто, я даже начинал думать, уж не является ли это выражение эвфемизмом понятия «секс».
– Для этого мы обычно поднимаемся на Замковый Холм, – продолжала Маргарет. – Разумеется, только когда стемнеет. Там нам никто помешать не может. Этот танец мы называем «огненная пряжа». Вот чем я действительно люблю заниматься. Иногда я и одна хожу на Холм и подолгу там тренируюсь.
Звучало весьма завлекательно, и я попросил:
– Расскажи подробней.
Оказывается, никаким эвфемизмом слова «секс» это не было. Но все равно очень меня заинтересовало. Огонь – вот то единственное божество, которое никогда не выходит из моды. И получалось, что Маргарет и ее друзья невольно, даже не подозревая об этом, уже много лет поклоняются мне, сыну Муспелля – хоть я сейчас и пребывал в ином воплощении – посредством своего «огнепрядения».
Я слушал, как Маргарет рассказывает о «танцующих с огнем», о том, какими палками и пои
[43] они пользуются, какие красивые и опасные у них ритуалы. Меня эти рассказы так возбуждали, что пришлось сказать себе: «Держи себя в руках, Локи. Иначе ты, огненный демон, можешь и влюбиться».
Я мельком заглянул в Книгу Лиц: Маргарет Браун, она же Мег. Возраст: 21. Профессия: помощница пекаря. Любимый цвет: лимонно-желтый. Любимый фильм: «Шоколад». Нравится: «огнепрядение», звезды, дождь, выдры, подсолнухи, кошки, море. Любимая еда: торт с вишнями. Любимая фантазия…
Мег, подняв глаза, посмотрела прямо на меня. И все мое взятое взаймы тело охватил трепет, и душа моя распахнулась сверху донизу, как молния на комбинезоне. А потом мы с Мег поцеловались, я ощутил прикосновение ее нежной груди и подумал: «Да, девушка тоже может влюбиться в демона…»
И, открыв глаза, я заметил трех девиц, беззастенчиво на нас глазевших. «Что ж, любой на их месте стал бы глазеть – ведь мы, в конце концов, просто великолепны!» И все же от того, КАК эти девицы на нас смотрели, мне стало не по себе. Неужели я был когда-то с ними знаком? Или, может, они со мной? А может, у меня просто тушь размазалась?
Достаточно было на секунду заглянуть в Книгу Лиц, чтобы понять: это подружки Стеллы. А точнее, ее подпевалы, которыми она так любит себя окружать. Хотя эти три девицы показались мне чем-то отличными от остальной клики – похоже, они были связаны с некой тайной. С теми временами, когда Попрыгунья и Стелла еще считались близкими подругами. На мгновение дверца с надписью СТЕЛЛА в памяти Попрыгуньи вдруг приоткрылась, и оттуда вырвалось нечто гудящее, как рой пчел…
О господи, она же никогда… она…
Жозефина… и СТЕЛЛА?!
И никаких воспоминаний в картинках; ни лиц, ни слов. Лишь вспыхнуло давнее мучительное чувство стыда, и я ощутил, как волны этого стыда движутся вверх и вниз по моему телу, вызывая озноб, как при обострении крапивницы. Видимо, это странное чувство было связано с тем, что иногда девушки целуются с другими девушками. На мой взгляд, это вряд ли могло послужить причиной столь острых переживаний, но я уже убедился, что представители племени Людей о многом имеют весьма странные представления. Между прочим, когда я впервые попал в Асгард, меня частенько приводили в замешательство многочисленные правила асов насчет секса. Например, ни в коем случае нельзя было заниматься сексом с животными, с родственниками и с демонами; запрещалось также вступать в интимные отношения с чужими женами или с теми, кто одного с тобой пола – я, честно говоря, сперва просто представить себе не мог, что они вообще хоть как-то сексом занимаются при таком невероятном количестве запретов. И в мыслях Попрыгуньи я тоже отчетливо чувствовал отношение к этому вопросу, как к чему-то запретному.
Я догадывался, конечно, что ее неконтролируемые вспышки гнева и ревности имеют самое непосредственное отношение к Эвану. И для подобных догадок имелись вполне определенные причины: было нетрудно заметить, как он пускает слюни при виде Стеллы – в точности как Один при виде Фрейи; Один, кстати, сразу становился слепым на оба глаза, если наша красотка оказывалась замешана в чем-то недостойном. Но в случае с Попрыгуньей все оказалось далеко не так просто: в ее памяти хранилось и еще одно воспоминание – о ярко вспыхнувшем прекрасном чувстве, которое, к сожалению, подобно старинному ювелирному украшению, впоследствии оказалось настолько изгажено и изъедено грязью и ржавчиной, что от его былого очарования практически и следа не осталось.