– Соображаешь! – похвалил я его. – А какие-нибудь фокусы он показывать умеет?
– Извини, – ответил Эван. – Он сейчас все еще немного не в себе.
– Ну, Тор у нас всегда немного не в себе, – усмехнулся я. – Однако, раз уж мы собрались все вместе, мне бы все-таки хотелось знать, что происходит. Что там за руна такая? Что она собой представляет и откуда она взялась?
Один посмотрел на Стеллу.
– Покажи ему. Это проще всего.
И красотка, приподняв коротенький топик, продемонстрировала всем обнаженную талию и нижнюю часть ребер. Там, как раз над пояском шортов, виднелся какой-то очень знакомый знак – пожалуй, это и впрямь была руна, хотя, по-моему, она больше напоминала выполненное с помощью чернил тату, впрочем, очень неплохое, гораздо лучше всех тех, какие мне до сих пор доводилось видеть: рисунок четкий, цвета яркие, чистые. Собственно руна находилась как бы в сердцевине выполненного на коже рисунка; и это, безусловно, была руна Фе, руна богатства и успеха, руна, принадлежавшая Фрейе со времен Золотого Века; она не выглядела ни сломанной, ни искаженной, ни перевернутой и сияла собственным внутренним светом.
– Замечательно! – воскликнул я. – А мне такую можно?
Фрейя рассмеялась.
– Зачем? Ты что, фокусы собрался показывать?
Один издал какой-то клекочущий звук, очень похожий на голоса его воронов, и сказал, пристально глядя на Фрейю:
– Старые руны были уничтожены во время Рагнарёка. Новые руны нам пока неизвестны. Каким же образом уцелела твоя руна? И почему?
Фрейя пожала плечами.
– Не смотри на меня так! Я ведь тебе уже рассказывала. Я ничего не помню с того момента, как рухнул Биврёст. А потом на какое-то время я оказалась в реке Сновидений, и там было просто чудесно, и тут вдруг – бумм! – и я поняла, что нахожусь в теле Стеллы, а она ни малейшего понятия не имеет о том, кто я такая. Представляете? Она и об Асгарде, по-моему, ничего не слышала. Да пусть лучше она сама вам все расскажет.
На мгновение мне показалось, будто в теле Стеллы кто-то прикрутил фитиль ярко горевшей лампы до самого слабого свечения – это богиня затаилась настолько, что сама девушка как бы вышла на передний план, дабы сказать свое слово. Собственно, во внешности Стеллы особых перемен не произошло, но внутренний огонь словно померк, когда Фрейя «исчезла» и перед нами предстала ее «квартирная хозяйка». Стелла весьма презрительно на нас посмотрела, затем с некоторым удивлением захлопала глазами и снова выдула изо рта тот противный пузырь из жевательной резинки.
– Ну, и что ты нам можешь рассказать насчет своего тату? – спросил я.
– Я же говорила, – капризным тоном начала она, – что мне просто этот дизайн понравился! По-моему, ничего особенного он не означает.
– Да нет, как раз означает, – возразил Один. – Откуда тебе этот «дизайн» известен, я понять не могу, но вещь это, безусловно, значимая. А скажи-ка, ты всегда была так похожа на Фрейю? Может, ты много о ней читала? Или тайно ей молилась?
– Нет, ничего такого, – удивилась Стелла.
– Ну значит, ты наверняка увлекалась игрой «Asgard!».
Стелла равнодушно пожала плечами.
– Ну сыграла разок. На телефоне. Вообще-то мне компьютерные игры не особенно нравятся.
– А книги? Или фильмы? А может, комиксы или живопись? Или ты просто во сне Фрейю увидела?
– Мне никогда ничего не снится! – решительно заявила Стелла.
Ну этому-то я легко мог поверить. Развитым воображением Стелла явно похвастаться не могла. И тем не менее магия в ней была – и не какая-нибудь, а руническая! И что самое удивительное, ее руна не претерпела никаких пагубных изменений даже после Рагнарёка, когда все прочие руны исчезли во мраке Хаоса! Признаюсь, я даже ощутил укол ревности. А может, это Попрыгунья меня своей ревностью заразила?
Стелла-Фрейя выдула изо рта еще один отвратительный пузырь, и я невольно удивился: до чего же наша богиня пришлась по душе хозяйке своего нынешнего тела! От нее прямо-таки исходили радость и уверенность в себе. Но я чувствовал за этим и еще некое внутреннее магическое свечение, способное вызвать у окружающих Стеллу людей ощущение, родственное легкому опьянению. Этот внутренний свет свидетельствовал о том, что в этой девушке и впрямь таится могущественное волшебство и непонятные, невысказанные тайны. Даже на меня это подействовало: я испытывал легкое головокружение и тошноту, словно слишком долго смотрел на солнце.
– Ну что, вы всё узнали, что хотели?
– Далеко не всё. А к самому главному даже близко не подобрались.
– Очень жаль. – И она одарила меня той самой улыбкой. У меня даже колени задрожали. – Однако мне пора. Так что пока-пока. Еще увидимся!
И Фрейя опять исчезла, а перед нами возникла Стелла; как только притихла ее внутренняя магия, головокружение у меня прошло, и я уже понимал, что передо мной просто хорошенькая девочка, которая спешит на экзамен. Пока она бежала через двор к дверям школы, я неотрывно смотрел ей вслед, да и Попрыгунья, похоже, тоже глаз от нее отвести не могла, но при этом я чувствовал, что душа моей хозяйки, точно огненным плащом, окутана негодованием и обидой.
– И чего это вы с ней не поделили? – спросил я вслух. – Она, похоже, классная.
«Ах, она еще и классная! – возмутилась Попрыгунья. – Все вы… Ах, да меня от всех вас просто тошнит! Только и талдычите: бедная Стелла, она такая милая, ее так легко обмануть; не ее вина, что она такая чувствительная; она так любит помогать самым безнадежным. «Бедная Стелла», как же! Чтоб ее черти съели!» Прозвенел звонок, и мне так и не удалось до конца понять смысл этих эмоций. Да и Попрыгунья решила, видимо, не продолжать. «Ладно, забудь. Давай-ка поторопимся. Мы и так уже опаздываем». И она, снова взявшись за ручки инвалидного кресла, сердито – и уже вслух – сказала Эвану:
– Поехали быстрей! Или так и будешь сидеть и, пуская слюни, смотреть ей вслед, как все остальные?
Ух ты! А вот это уже самая настоящая ревность. Не самая любимая моя эмоция, надо сказать, хотя я этому чувству обычно совсем не подвержен. Похоже, эта вспышка ревности связана с Эваном. Неужели у него с этой Стеллой что-то было? По-моему, вряд ли – внешне она просто великолепна, а он и на ногах-то еле держится. С другой стороны, не все ведь такие поверхностные натуры, как я.
Попрыгунья, толкая кресло Эвана, быстро продвигалась в сторону школьного здания, и я спросил, обращаясь к Одину:
– А мы-то куда идем?
Один быстро на меня глянул и пояснил:
– В класс, разумеется. На экзамен. И настоятельно тебя прошу: во избежание ненужного внимания сиди, пожалуйста, тихо и позволь Попрыгунье все время говорить самой.
– Но я собирался…
– Не сейчас, – остановил он меня. – Я вижу, что тебе не терпится, но пока что нам следует по возможности избегать любых срывов и неприятностей. А значит, мы должны жить исключительно жизнью тех, в чьем теле нашли приют, даже если это будет неприятно или опасно.
