– Это была лишь формальность, – усмехнулась Элизабет. – Я произносила речи о необходимости бороться, но в конце концов не выдержала. – Она опустилась на траву рядом со мной. – В Старом… Старом Свете рассказывают о духе, который зовут Мать Сражений. Я чувствовала… Впрочем, неважно. Да, я оставила свой пост. Теперь я следую за армией.
Позже в нашей беседе у Элизабет вырвалось несколько едких замечаний о правительстве возрожденной Республики Красной Долины и об администрации президента Хобарта Четвертого. Думаю, она бы не захотела, чтобы я их здесь повторял.
– Как поживает Джон Кридмур? – осведомился я.
– Не знаю, где он сейчас. – Элизабет вздохнула. – Я не видела его после Шатильона.
Наверное, она говорила о случившемся там сражении. Я никогда не слышал о деяниях Джона Кридмура в Шатильоне, но это не значит, что он не сделал там ничего ужасного.
– Что ж, – улыбнулся я. – Я рад, что вы счастливы.
– Я кое-что понимаю в травмах головы, Гарри. С вами все будет в порядке.
– В порядке? – Я снова дотронулся до ушибов.
Что-то в выражении моего лица заставило женщину сказать:
– Вы кого-то потеряли.
– Да.
Элизабет не произнесла слов соболезнования, как я ожидал. Вместо этого ее лицо окаменело.
– Друзей из линейных?
– Можно и так сказать.
Женщина вздохнула.
Я сел:
– Погодите, что вы хотите этим сказать?
* * *
Элизабет объяснила, что пока была единственной, кто меня узнал, но впоследствии меня узнают и другие. Я действительно стал знаменитым.
Элизабет также сообщила, что многие считают меня чудовищем. Предателем! Я был тем, кто, заняв место мистера Бакстера, вынудил Джаспер сдаться Линии. Человеком, проведшим последние дни войны за созданием чудовищного оружия для Локомотивов Линии. Кровь погибших в Логтауне была на моих руках. Все знали о моих бесчеловечных экспериментах.
Считайте меня наивным – наверное, так и было в придачу ко всему остальному, – но меня поразила несправедливость слов Элизабет.
– Джаспер уже был потерян, – пояснил я, – а у меня не было выбора. Меня удерживали силой. Я не работал на линейных по своей воле. Я пытался освободиться. Я упал и ударился головой как раз тогда, когда пытался сбежать с Хэрроу-Кросс и передать Аппарат в руки Республики, я должен был встретиться с… он оказался обманщиком, но…
Элизабет сидела напротив меня, скрестив ноги, и терпеливо, без осуждения слушала мой рассказ. Не знаю, поверила ли она услышанному.
Мимо проходили солдаты – кто бодрым маршем, кто слоняясь без дела. Я опустил голову, пряча лицо. На горизонте в темноте возвышалась Хэрроу-Кросс. Вокруг кипела работа. Думаю, сражение на станции продолжалось, и последние упорные вояки окопались в тоннелях.
Недалеко от нас протекала река. Похоже, что я постоянно оказываюсь рядом с водой. Начав этот рассказ на Территории, я думал, что он о свете, но, возможно, он был связан с реками.
– Мне следует доложить о вас, – сказала Элизабет. – Офицеры Республики захотят вас допросить.
– Мне нечего скрывать.
– Над вами будет суд. Он будет несправедливым. Страсти здесь накалены до предела. Тот свет на станции…
– Это я. Могу все объяснить. С помощью этого света я уничтожил Локомотив Кингстон. Я выиграл вашу чертову битву!
– Говорите тише.
Я угрюмо замолчал.
– Мне нужно идти, – вздохнула Элизабет. – Вы здесь не единственный раненый. И далеко не самый тяжелый. К тому же мы скоро двинемся в путь – темп у армии изнуряющий.
– Куда?
– Не знаю. Я теперь просто доктор, и меня не посвящают в планы.
– Наверное, скоро все кончится.
– Возможно. Через несколько лет.
Я спросил, что случилось с ней и Кридмуром после Уайт-Рока и о найденном ими оружии, и Элизабет ответила, что это сложно объяснить. Сложно описать места, где они его искали. Я признал, что и Процесс описать непросто. Женщина слабо улыбнулась. Я спросил, существовало ли их оружие на самом деле или все это было одной большой выдумкой, а Локомотивы все это время боялись слухов. Элизабет не ответила, но сказала, что каждый должен сам решать, во что верить.
– Легче сказать, – усмехнулся я, – чем сделать.
Элизабет заметила, что кто-то должен написать об этом книгу.
– Только не я. Я не знаю и половины случившегося. Думаю, будет лучше, если о Гарри Рэнсоме еще долго не будет слышно. Лучше бы я умер.
– Может, и так.
Мы поговорили еще немного. Но вскоре Элизабет отвлекли раздавшиеся из какой-то палатки крики, кто-то начал звать доктора, и она оставила меня. Я поднялся и пошел прочь.
* * *
Чуть дальше по реке я встретил человека с повозкой и кучей рухляди, уцелевшей после падения Хэрроу-Кросс. Он сообщил, что большая часть вещей приплыла сюда по течению и он не может гарантировать их качество. На человеке не было формы, и вряд ли он имел право что-то продавать. Меня не заинтересовали винтовки, фонарики, жестянки и автомобильные моторы, но я рад был увидеть на самой вершине кучи свою пишущую машинку.
Все мое состояние исчезло. Думаю, его никогда по-настоящему и не было. Я обменял машинку на наручные часы. Позже, проголодавшись, я пожалел об этом, но в тот момент не смог устоять. Я сказал человеку, что меня зовут Джон, без фамилии.
* * *
От Хэрроу-Кросс я отправился по направлению на юг, работая, когда придется. Я старался быть полезным и не привлекать ничьего внимания. Всем стало быстро известно, что ужасный профессор Гарри Рэнсом сгинул во время взятия Хэрроу-Кросс. По версии республиканцев, я погиб при попытке использовать против сил Республики свое оружие, случайно унеся с собой в преисподнюю половину войск, располагавшихся в Хэрроу-Кросс. Сам президент Хобарт Четвертый торжественно объявил о моей смерти в речи, которую произнес в Капитолии Моргана.
Я не похож на человека из рассказов очевидцев. Я среднего роста, не считаю себя жестоким и стараюсь не быть заносчивым, и, насколько мне известно, я никогда не посмеивался со злорадством, подкручивая усы.
* * *
Вскоре я снова начал рисовать вывески. Многие переезжали на другие места, так что мое ремесло пользовалось спросом. Я хорошо его знаю.
Я влился в ряды улыбчивых, творивших добрые дела недалеко от Гибсона. Я сказал, что хочу искупить вину, а они спросили за что. И я ответил, что неважно, ведь всем есть что искупать. Я старался изо всех сил, но впустую.
Мне удалось немного заработать в Китоне, обучая богатых юнцов по своей системе физических упражнений. Разумеется, они не знали, кто я. Я сказал, что научу их секретам упражнений давно почивших воителей Племени, и почти все остались этим довольны.
