Мы пошли за ними. Только теперь Николай Федорович заметил нас.
— Это ваши? — спросил он отца.
— Мои самые младшие.
— А сколько у вас всех-то?
— Девять. Старшие-то уже отошли кто куда, а четверо с нами.
Мастерская оказалась недалеко в сарае. Там было несколько станков, верстаки с тисками и наковальней, а посередине стоял большой чугунный горн с подвешенными рядом мехами и большой наковальней. Два человека что-то ремонтировали. Отец поздоровался с ними.
— Меха-то работают? — спросил отец.
— Работают только вручную, — ответил один из них.
Отец долго осматривал все инструменты.
— Небогато, — сказал он. — Придется мне свой инструмент принести. Здесь даже напильников и молотков подходящих нет, не говоря уж о разводке. Завтра принесу, и начнем.
— А сегодня нельзя начать? — спросил Николай Федорович.
— Сегодня мне надо отоварить карточки. У нас в доме шаром покати, есть нечего, а здесь вон какая очередь. Да и одеться мне во что-то рабочее надо.
— Ну, насчет этого не беспокойтесь! Сейчас всё устроим и спецодежду выдадим. Не завтра, так послезавтра нагрянет начальство, а пилорама, не дай господи, сломается. Шишек не оберешься. У вас карточки с собой? Пошли в магазин!
У магазина всё еще стояла очередь и за время, что мы были здесь, кажется, не сдвинулась.
Отец с Николаем Федоровичем постучались в заднюю дверь магазина, и их впустили. Минут через десять они вышли с нахмуренными лицами. Котомка отца была почти пустая.
— Он у меня еще попляшет, — сказал Николай Федорович. — Третьего дня было завезено много продуктов. Куда всё подевалось? Ты не отчаивайся, — сказал он отцу. — Сейчас что-нибудь получим у охраны, а потом с ними рассчитаемся.
Отец велел нам посидеть на бревнах и подождать, а сам пошел следом за Николаем Федоровичем в сторону барака, где мы видели военных. Через некоторое время они появились снова. На этот раз в котомке что-то лежало. Отец махнул рукой, чтобы мы шли за ним, и направился вместе с Николаем Федоровичем к стоявшему поодаль у реки дому с большой трубой. Около дома сидел на скамейке человек в грязном халате с красным вспотевшим лицом.
— Ну что, Ильич, выпечка готова? — спросил его Николай Федорович.
— Только что разгрузил печь. С сердцем у меня опять неладно. Думал, что не отдышусь. Помощник мне нужен.
— Я пришлю тебе помощника сегодня же.
— Сегодня уже не надо. Вечерней выпечки не будет. Муки хватит только на две завтрашних выпечки. А помощник мне нужен завтра к девяти часам.
— Ждем подвоза муки после обеда. А теперь помоги-ка мне вот в каком деле. Нифон Васильевич мне позарез нужен сегодня на пилораме, а ему нужен хлеб, кормить детей. Будь любезен, выдай ему буханки три, а я распишусь.
Отец протянул пекарю карточки.
— Так вам больше полагается по карточкам — три дня не получали, — сказал пекарь, — но всё я выдать сегодня не могу — народ хай поднимет. Сегодня выдам три, а завтра добирайте остальное. Тогда и карточки подпишу.
— Спасибо большое! — сказал ему отец. — С переездом не смогли отоварить.
Пекарь, отец и Николай Федорович вошли в пекарню и вскоре вышли. Котомка отца была полной. Пекарь нес в руке два кусочка хлеба, которые он протянул мне и брату. Мы взяли хлеб молча.
— А где ваше спасибо? — спросил отец.
— Мы от радости забыли, — сказал за нас Ванька. — Спасибо, дядя пекарь!
Все попрощались с пекарем и пошли к магазину. Там отец протянул руку Николаю Федоровичу.
— Я только ребят отведу да инструмент возьму. А вы распорядитесь, чтобы больше не пилили. Пусть постав остынет. Мне нужно сделать некоторые замеры перед тем, как постав снимать. И брезентовую спецодежду мне нужно, а то пожгу свою-то.
— Всё будет, — ответил Николай Федорович.
По дороге к мосту я спросил отца, кто такой Николай Федорович. Отец ответил, что он начальник участка и они знакомы с Калтана.
На мосту отец показал мне, как можно идти, держась одной рукой за канат и глядя вперед. Я взял в левую руку чуни и пошел впереди отца. Всё оказалось очень просто!
— На мосту никогда не спешите, идите спокойно, — сказал нам отец.
Дорога до дому показалась не такой длинной, да и идти босиком стало привычнее. Я подумал о том, как много отец говорил в последние дни. Обычно от него можно было услышать два-три слова в день.
Мало-помалу я начал отставать, бежать вприпрыжку за отцом не было сил. Он часто останавливался и подбадривал меня. В животе урчало от голода. Когда мы наконец добрели до дому, я сел на завалину в тени дома и попросил хлеба. Отец пошел в дом и вышел с кружкой воды.
— Попей! Скоро есть будем. Где мать-то? — спросил он у подошедшей Вали.
— Огород копают, картошку ищут.
— Позови их!
Отец ушел в дом, а Валя пошла в огород — звать мать и Аню. Ванька вышел из сарая и сказал, что теленок сосет корову. Подошли мать с Аней и Валей. Мать принесла полное ведро картошки. Все пошли в дом. Там отец уже нарезал хлеб.
— Я брюкву с морковкой да картошкой напарила. Картошку-то хозяева, видимо, осенью наспех копали. Мы еще и сотку не вскопали, а полное ведро набралось.
Мать открыла заслонку русской печи и вытащила ухватом чугунок. По избе пошел такой аромат, что у меня еще больше засосало под ложечкой.
— Мне нужно идти обратно сразу же. Ты мне положи в котелок, я там поем. Вернусь поздно, там у них горит с пилорамой.
Отец собрал инструмент, уложил его в котомку, сверху положил кусок хлеба, замотанный в тряпку, взял котелок и ушел.
Мы быстро смели всё, что положила нам мать. В чугунке еще что-то оставалось, но мать сказала, что это отцу, когда с работы вернется. От еды мне захотелось спать. Мать ушла доить корову, а девочки убрали всё со стола и помыли посуду в ведре.
Я пошел из избы, чтобы прилечь на завалину на солнечной стороне, где было тепло. Только я вышел, как кто-то окликнул меня.
— Мальчик! Мама дома? — у калитки стояли две старушки с котомками за плечами и маленькими бидонами в руках.
— Дома. Корову доит, — отвечал я.
— Ты позвал бы ее, — попросила одна из старушек.
— Ну как я ее позову? Корову же она не бросит!
Мне так хотелось спать, что было не до разговоров.
— Я сестер позову, — предложил я и пошел в избу.
В это время вышли Валя, Аня и Ванька.
— Там старушки маму просят позвать, — сказал я им.
— Какие они старушки! — сказала мне Аня. — Они вовсе не старые.
Я пошел за избу на солнышко — пусть сами разбираются со старушками. На завалине было жарко, и я растянулся было там, но земля под боком была прохладная. Мать много раз говорила нам, чтобы не ложились на холодную землю, и я пошел за ватником, чтобы подстелить под себя. Из сарая во двор выходила мать с ведром в руке. Я тоже направился туда и, когда подошел поближе, увидел, что и вправду они выглядели не старше матери — просто исхудалые женщины, каких я много видел в Калтане.
