– Оттаскивайте! Оттаскивайте! – закричал я. – А вы – разворот на позицию!
Гандлангеры разряженных пушек потянули лафеты, освобождая линию стрельбы второй паре орудий, и я дал отмашку:
– Стрелять по готовности!
Бум! Бу-у-ум! Пушки послали в лучников еще два смертоносных подарка, и те сломались, бросились бежать.
– Ланзо! – во всю глотку рявкнул я, заметив скакавшего вдоль обочины капрала. – Мне нужен наблюдатель на холме! – потом обернулся и позвал заместителя: – Ганс! Выставляй оцепление и собирай пехотинцев!
Преследовать отступавших мятежников и мысли не возникло. Слишком мало нас для этого фортеля, слишком многие ранены, слишком сильно жарит проклятущее солнце. Слишком, слишком, слишком…
Ганс Рикель отправил мушкетеров на новые позиции, а сам с помощью нескольких помощников начал сбивать в кучу пикинеров. Угроза разгрома миновала, и я окликнул одного из вице-фейерверкеров:
– Тагест! На тебе раненые!
Тут же отозвался кто-то из артиллеристов:
– Тагест убит, сеньор обер-фейерверкер!
– Святые небеса! – вырвалось у меня, и я озадачил этим приказом командира другого орудия. – Ловик, займись!
В ушах жутко звенело, голова кружилась, руки тряслись. Я стянул салад, кинул его под ноги и приложился к фляжке, одним залпом выдув остатки теплого вина. Потом огляделся. Как-то даже не верилось, что мы умудрились пережить этот день.
Подъехал Ланзо Хофф, придержал коня. Плечо круглощекого капрала перетягивал окровавленный обрывок ткани, но сам он был весел и бодр. И лишь в глазах, когда ландскнехт смотрел на меня, нет-нет да и проявлялись неуверенность и беспокойство.
– Тру-ту-ту… – протрубил Ланзо и вдруг кинул апельсин. – Держите, сеньор обер-фейерверкер! А то вид у вас шибко бледный…
Меня и в самом деле мутило, но демонстрировать слабость было никак нельзя. Я взвесил в руке оранжевый плод и выбросил его в канаву.
– Неспелый, – сказал я тогда Угрю, но на деле прекрасно понимал, что еще очень и очень не скоро смогу спокойно смотреть на апельсины.
Порукой тому был заваленный мертвыми телами апельсиновый сад.
Разбудил стук. Спросонья показалось, будто палят мушкеты, но нет – это взбешенный хозяин колотил тапкой в дверь. Ему нисколько не понравилось вскакивать посреди ночи от диких криков: «Пли!»
Мне велели искать себе новое жилье; я не протестовал и не торговался. Просто никак не мог толком проснуться. В голове до сих пор звенело от выстрелов, на зубах скрипела пыль, в комнате нестерпимо пахло пороховой гарью и апельсинами. Мысли разбегались, и никак не удавалось понять, с какой стати полнолуние оживило именно этот эпизод моего прошлого, а не привычный спуск в затопленный запредельем подвал.
Утром я съехал, не став ни давить на хозяина, ни опускаться до просьб о снисхождении, и очень скоро об этом пожалел. Очень-очень скоро…
Глава 2
1
Подвела погода. Она стояла для этого времени года непривычно холодная, и дорога через горы до сих пор оставалась занесена снегом. Старожилы качали головами и толковали, что никогда еще открытие торгового пути не случалось столь поздно. На улицах болтали, будто бы кто-то из торговцев уже перебрался на ту сторону и даже благополучно вернулся обратно, но дальше разговоров дело не шло.
Перевал оставался закрыт, а люди в город все прибывали и прибывали, Рауфмельхайтен буквально распухал от купцов, их грузов и транспорта. Цены за проживание взлетели до небес, за каморку на чердаке «Белого филина» пришлось отстегнуть столько, что поневоле возникли серьезные опасения, не придется ли в скором времени перебираться в общий зал, где на лавках и даже на полу ночевали не столь привередливые постояльцы.
Монеты в карманы владельцев складов и гостиниц текли полноводной рекой. Приезжие нервничали, то и дело случались стычки и потасовки, а каждое утро в переулках находили сразу несколько раздетых до исподнего мертвецов. Поиздержавшиеся бретеры и кормившиеся с ножа головорезы собирали свою кровавую дань; армейские патрули помешать их промыслу не могли. Добропорядочные обыватели роптали и грозили жалобами. Дабы хоть как-то успокоить общественность, одна за другой устраивались бесполезные в общем-то облавы. С облавы все и началось…
В тот вечер я после отчаянного спора все же убедил хозяина не повышать плату за снимаемый угол и несказанно этим подвигом гордился. Мой кошель окончательно отощал, и пусть обычно я не опускался до пустых сожалений, но сейчас нет-нет да и ловил себя на мысли, что не стоило сорить деньгами и покупать сразу две янтарные бусины. На обработку магического жезла ушла лишь одна, а пара талеров могла продержать меня на плаву без малого седмицу. Два талера и десять крейцеров, если точнее…
Когда на крыльце гостиницы загрохотали тяжелые ботинки, я сидел за столом в общем зале, бездумно пропускал меж пальцев бусины четок и пил собственноручно заваренный травяной настой. Раненое бедро ныло к перемене погоды, и оставалось лишь уповать на то, что виной тому – грядущее потепление.
Дверь распахнулась, и внутрь гурьбой ввалилась полудюжина солдат. Распекавший обслугу за какую-то провинность хозяин потребовал объяснений, но капрал вмиг заткнул его, сунув какую-то бумагу.
– Всем приготовить подорожные! – громогласно объявил после этого служивый, и постояльцы, негромко переругиваясь, зашуршали истертыми на сгибах листами с выцветшими от времени чернилами.
Вот ведь принесла нелегкая!
Прежде я свою принадлежность к Вселенской комиссии не афишировал, а тут пришлось выложить на стол патент и приказ о назначении на службу в Сваами. Капрал изучил документы, особое внимание уделив подписям и печатям, и вернул бумаги обратно. Его они нисколько не заинтересовали. Но это его.
Впрочем, поначалу хозяин гостиницы тоже никак своего интереса не выказал и ко мне подошел лишь на следующее утро.
– Вы позволите, магистр? – с некоторым даже смущением произнес он, встав у стола.
«Ангелы небесные! Этот кровопийца опять хочет плату за постой задрать!» – мелькнуло у меня в голове.
Я смерил внимательным и не слишком приветливым взглядом худощавого сеньора, внешне невзрачного, но цепкого, будто клещ, тяжело вздохнул и кивнул. Владелец гостиницы тут же уселся на лавку, доверительно склонился к моему плечу и лихорадочным полушепотом зачастил:
– Магистр! В городе творится чудовищная несправедливость! Школяра бросили в кутузку и никто даже не вступился за бедного юношу! Никому нет до него дела!
Я в ответ лишь пожал плечами и посоветовал:
– Обратитесь в местное отделение Вселенской комиссии.
– Но у нас нет собственного отделения! – всплеснул руками хозяин.
Меня это обстоятельство никоим образом не смутило.
– Так отправьте сообщение в ближайший город, где оно есть!
