Будильник заведен, Марк. Ты помнишь?
Мелькнуло воспоминание. Когда утром ехал на неприятное совещание, мой джип остановился на светофоре. Навстречу по тротуару шагал мальчик лет пяти. Маечка, шортики. Малыш радостно и гордо улыбался, держа за руку, очевидно, своего дедушку — тот выглядел больным, тяжело шаркал ногами, был бедно одет. Внук не осознавал этого, он был счастлив прогулкой с любимым дедом. Мальчик был в восторге от того, что у него есть дедушка. Маленькие дети любят своих родителей, братьев, сестер, дедушек, бабушек, других членов семьи просто так — потому что они есть.
Маленький сын или внук, придя из садика, не спросит меня: «Марк, а сколько ты платишь Саше, своему водителю?» Сель социального неравенства еще не обрушился на детей, они только начинают становиться его жертвами, а постигнут уже в школе — лучше, чем математику и литературу, и будут чувствовать неудовлетворение всю жизнь.
Что нас вдохновляло раньше? Мы искали, где бы почитать или купить хорошую книгу и увидеть классный фильм. А теперь приезд компаньона на новеньком «Бентли» вызывает легкую язву, и собственный «Лексус» уже не так радует, а свой стальной «Ролекс» кажется очень скромным на фоне чужого золотого «Улисс Нардэн» с несколькими циферблатами.
Какие на хрен несколько циферблатов? Твой будильник заведен, Марк.
Вселенское заблуждение — полагать, что красавица селебрити будет лучшей спутницей жизни! Поход на тусовку со съемками для нее важнее домашнего ужина. Бабушка говорила: «Марк, женись на медсестре!» И я понял ее наконец, сидя в опустевшем офисе — сам опустошенный и одновременно полный смутных предчувствий и надежд.
«Правдивая и печальная» история Оксаны не вызвала у меня никакого доверия. Невыносимо остро потянуло за утешением к внуку, дочери… и к Ане. Она ведь недавно спасла меня, мы много пережили: огонь, воду и медные трубы.
В голове словно молния сверкнула. Решено! Вернусь к домашнему очагу. Вот что будет правильно. Я же люблю Аню, с ней жизнь целая прожита!
От радостного нетерпения я вскочил и стал бегать по кабинету, торопливо хватая со стола вещи — телефоны, блокноты. Как же я раньше не понял, что решение — вот оно? Больше времени буду проводить с Вячеславом, читать ему книги про мушкетеров, водить в музеи, в зоопарк, познакомлю его с Костиком, втроем будем путешествовать — Диснейленды в Орландо и Париже, Лувр…
И никакой заведенный будильник меня не испугает!
Я ожил, попросил кофе у Лены, она с серьезным лицом принесла чашку. От любопытства ее распирало, но я ее ничем не обрадовал.
Позвонил дочери, с трудом выдержал долгие гудки, она не сразу взяла трубку.
— Привет, как вы поживаете?
— Привет, папа! Да так, ничего…
— Собрался вас навестить, привезти что-нибудь?
— Возьми арбуз и мороженого, у нас закончилось.
— А мама дома уже?
— Мама не дома, — странным голосом ответила Лиза.
Утомленный фокусами Оксаны, я не уловил тонкости интонации.
Кроме заказанного арбуза и фисташкового мороженого, купил персики и виноград. Саша помог занести пакеты в дом. Счастливый внук бросился обниматься:
— Деда, деда! Пошли гулять на луг, как в прошлый раз!
— Конечно, идем, мы теперь будем там часто гулять, искать нашу путеводную звезду. — Я прижал Вячеслава к себе.
Сейчас эта прогулка была мне в тысячу раз важнее, чем ему.
Со второго этажа спустилась Лиза, чмокнули друг друга.
— Давай поедим мороженого с фруктами, и я пройдусь на луг со Славой. Если мамы нет, еще раз почаевничаем, когда приедет.
Лиза протяжно вздохнула.
— Пап, ты присядь вот в кресло. — Ее тон и выражение лица насторожили меня. Уселся в кресло, вжался поглубже.
— Что ты такая многозначительная, Лиза?
— Есть чего… Мама ушла от нас.
— В смысле? Куда это ушла?
— В самом прямом смысле, собрала чемоданы и ушла, потом еще пару раз за вещами приезжала, свои любимые чашки забрала, гобелены, несколько картин.
— Как?! Почему?!
— Сказала: ухожу от вас, пришла пора пожить для себя, — пожала плечами Лиза.
Если бы я не сидел, наверное, упал бы. Хорошо, что принятые ранее лекарства немного обуздывали мои нервы.
— С подругой теперь живет, у той дом тут неподалеку, — сообщила дочка.
После экспериментов деда Луки я думал, что меня уже ничем нельзя удивить, однако ошибся.
— К-к-к… Как это живет с подругой? — От неожиданности я стал заикаться.
— Простым каком! — разозлилась Лиза. — Живут вдвоем, та развелась с мужем, сына отправила в Штаты на учебу, и с мамой теперь они… Сад у нее красивый, ухоженный, и дом поболе нашего!
Даже в такой момент Лиза сравнивала, у кого что круче.
— А ты уверена, что «живут»? В смысле, что у них отношения?!
— Абсолютно! — беспощадно заявила дочь. — Мама позвала нас на ужин всех в «Тандыр», сама пришла с этой Татьяной, так та ее обнимала и целовала, не стесняясь никого!
— Вот как? — Я окончательно растерялся.
— В любви ей признавалась: «Анечка, я люблю тебя! Только я одна!» — В голосе Лизы послышались слезы.
У меня потемнело в глазах, подкатила дурнота.
Спас меня Вячеслав, потянув настойчиво за руку:
— Дедушка, ну пошли уже гулять на луг, пошли! Нас там трясогузка ждет, помнишь?
И я пошел, стараясь ни о ком и ни о чем не думать, кроме трясогузки, которая всегда ждет нас с внуком где-то на лугу.
Эпилог
— Я знал, что ты еще придешь, — прошептал, отмечая, что могу двигаться. Раньше, когда появлялась лярва, на меня нападал паралич. Сейчас же все в порядке. Разве что щекотно в ребрах — там, где чувствую ее ноги.
Она, как обычно, сидела у меня на груди. Но ее поза — единственное, что было как обычно. Да еще время то же, половина пятого утра. Все остальное было совершенно другим. Сильная полнотелая лярва превратилась в высохшую анорексичку. Костлявые ноги безвольно касались моего тела. Жалкие груди уныло болтались на запавшем морщинистом животе.
А самое поразительное — лярва заговорила:
— Прощай, я ухожу. — Лица ее по-прежнему не рассмотреть, его скрывали то ли волосы, то ли тень. Голос мало напоминал человеческий: шелест, скрежет, так говорят механические куклы старого образца.
Как вести себя с ней? Страха не было, сердце, рванувшееся было вскачь, быстро успокоилось. Я ровно дышал и рассматривал иссушенные груди, которые находились прямо перед моими глазами. Принюхался: несмотря на отвратительный вид, от лярвы пахло приятно — сушеный мох, скошенное сено.