В последний ночлег путники остановились прямо на льду, не разводя костров и подкрепившись лишь соленой рыбой и мерзлым хлебом – но зато утром смогли двинуться дальше с самыми первыми, предрассветными лучами.
На белоснежной равнине обоз оказался виден издалека, и потому еще задолго до приближения отряда вернувшегося правителя встретил радостный колокольный перезвон, а уже перед воротами – толпы празднично одетых горожан, бояре в шубах и плащах, а также трое подростков примерно десяти-пятнадцати лет. Все трое в лисьих шубах
[16], в собольих шапках, и все трое – в дорогих поясах с саблями на боку.
Василий, Дмитрий и Дмитрий – все трое сыновей непобедимого русского воеводы.
* * *
Софья Витовтовна в этот самый день тоже встречала гостей. К великокняжескому обеду Василий Дмитриевич пригласил одного из потомков Ивана Калиты – князя Ярослава Владимировича, властителя Боровского, с детьми.
Понятно, не совсем сам пригласил – супруга попросила.
Поскольку в трапезной накрыли столы не для пира, а для обычного обеда – среди собравшихся бояр князь Боровский оказался достаточно знатен, чтобы сесть вместе с детьми не где-то внизу, а всего в шести князьях от государя.
После обеда гость вместе с правителем отправился в соколятню, обсуждая какие-то свои, боярские дела – а княгиня наконец-то смогла разглядеть вблизи разодетую, словно куколка, девочку, юную совсем еще княжну Боровскую.
Округлая горностаевая шапочка поверх жемчужной понизи, височные кольца с цветной эмалью. Нежно-бирюзовый плащ накинут поверх синего бархатного сарафана, а чтобы тело не мерзло – наряд дополняла соболья душегрейка цвета сирени. Из-за столь пышных нарядов разглядеть в малышке можно было только личико с румяными пушистыми щечками, забавную курносость и серые, почти бесцветные брови над темно-синими, как у Василия, глазами.
От внимательного взгляда статной, пышно одетой женщины малышка попятилась и поспешно спряталась за брата, вцепившись в его пояс обеими руками.
– Какое милое дитя, – склонила голову набок Софья Витовтовна. – Как тебя зовут, милая?
– Ягодка, – выглянув из-за брата, ответила юная гостья.
Великокняжеская свита рассмеялась, и новик поспешно объяснил:
– Марией ее зовут! А Ягодкой токмо родители прозывали. Ну и я… Ну и няньки… И родичи многие… – Голос юноши становился все тише. Василий Ярославович понял, что из его же слов получалось, будто Ягодкой сестру звали практически все.
– Ты Ягодка сладкая или горькая? – поинтересовалась Софья Витовтовна.
– Меня не едят, я девочка! – отозвалась из-за спины брата Мария, чем вызвала у свиты еще больший восторг.
– А что тогда едят?
– Рыбу едят! – сурово ответила гостья. – И репу!
– Репу с медом или без?
– С медом… – снова выглянула девочка. – С липовым.
– А как ты липовый от гречишного отличаешь?
– Так они же разные, боярыня! – еще больше выдвинулась малышка. – Гречишный темный и с горчинкой, цветочный ароматный, а липовый – самый сладкий.
– С завязанными глазами отличишь?
– Отличу!
– Ладно, давай проверим. Пошли!
Вскоре свита великой княгини переместилась в покои Софьи Витовтовны. Московская правительница уселась на сундуке у окна, новик помог сестренке усесться напротив. Почти сразу появилась ключница. Постоянно поправляя сползающий то на одну сторону, то на другую корсет, она расстелила на сундуке полотенце, собственноручно поставила на него с поднесенного молодой девкой подноса серебряные пиалы с курагой, черносливом, ревенем, порезанными яблоками, солеными огурцами и самую большую – с густым янтарным медом. Отступила в сторону, уважительно склонив голову.
– Почему миска с медом одна? – подняла взгляд на Пелагею великая княгиня.
– Прости, великая госпожа, – развела руками ключница, – липовый еще летом кончился.
– А я думала, у тебя есть все, – проболталась Мария. – Батюшка сказал, ты самая знатная правительница в мире!
– Пелагея! – с легкой улыбкой повысила голос Софья Витовтовна. – Ты подвергаешь сомнению мое величие!
– В погребе есть халва, – поклонилась холопка. – Ореховая, морковная и кунжутная. Кунжутная халва способна заменить липовый мед, юная боярыня?
– Княжна, – поправила Софья Витовтовна.
– Да! – согласно кивнула девочка.
Ключница, не поняв, к чему именно относится согласие, перевела взгляд на правительницу.
– Неси, – негромко велела Софья Витовтовна. – Я тоже по сему угощению соскучилась.
Пелагея с поклоном вышла, а великая княгиня потянулась к кураге, предложив:
– Ты мед-то все-таки пробуй, Ягодка. Оцени, не обманывают ли нас бортники?
Девочка себя уговаривать не заставила – с готовностью схватила темную черносливину, макнула, отправила в рот. Потом еще одну. Приосанилась:
– Добрый мед, луговой. Летний. Весенний, каковой до первого покоса, завсегда с горчинкой идет.
– Откуда же ты такая знающая, Ягодка? – не отводила от нее взгляд Софья Витовтовна.
– Мама пчелами увлекалась, – просто призналась малышка. – На ее усадьбе с давних времен пасека стояла. Дедушкина.
– Моя милая… – Женщина протянула руку, погладила ее по шее.
Сердце знатной матери наполнилось теплотой. Да, у нее рос юный сын. Но дочери успели повзрослеть и выйти замуж. Между тем поиграть с малой девочкой княгине тоже очень хотелось. А родить самой, наверное, уже была не судьба.
Чтобы больше не напоминать гостье о покойной матери, Софья Витовтовна решила отвлечься от меда и спросила:
– А чего ты еще умеешь, чудесное дитя? Петь, шить, в шахматы играть?
– В шахматы хорошо играю! – похвасталась девочка. – Только все время проигрываю. В лапту еще хотела, токмо батюшка запретил. Еще домики соломенные строить умею, свечи макать, книжки читать и норы снежные делать.
– Книги?! – На этот раз Софья Витовтовна изумилась совершенно искренне. – Правда? Тебе же всего восемь лет!
– Мне батюшка часто покупает! Сказывает, сие есть вельми полезное разумение, читать и самому всякие грамоты сочинять.
– Вот как? – Великая княгиня покачала головой, после чего поднялась, обратилась к княгине Салтыковой: – Агриппина Васильевна, сделай милость, достань свиток какой из сундука с хождениями. А ты, Ягодка, плащ и душегрейку можешь снять, неровен час закапаешь. У нас, слава богу, натоплено.
Девочка спорить не стала, и ее брат поспешил принять одежду малышки.
