Но иметь способности всегда было недостаточно в Англии. Дед Джаспера имел генеральское звание, а его отец делал аналогичную карьеру, пока не совершил ошибку, женившись на еврейской девушке, вследствие чего ему не давали звания выше полковника. Британский истеблишмент никогда не прощал людей, нарушавших его правила. Джаспер слышал, что в Соединенных Штатах В дела обстоят иначе.
С Джаспером на кухне находилась Иви Уильямс. Она сидела за столом и рисовала плакат с надписью «Руки прочь от Кубы!».
У Иви уже прошло характерное для школьницы увлечение Джаспером, и он с облегчением вздохнул. Ей уже исполнилось шестнадцать, и она расцвела неброской небесной красотой; но ее чрезмерная серьезность и натянутость были ему не по душе. Каждый, кто встречался с ней, обязан был принимать ее взгляды на все проявления жестокости и несправедливости, начиная с апартеида в Южной Африке и кончая опытами над животными. Джаспера не волновали подобные проблемы, и он, во всяком случае, предпочитал таких девушек, как Бип Дьюар, которая в свои тринадцать лет засунула свой язык ему в рот и терлась о его затвердевшую плоть.
Джаспер наблюдал, как Иви вырисовывала символ «Кампании за ядерное разоружение» внутри буквы «о» предлога «от».
— Своим лозунгом ты хочешь одним разом добиться двух идеалистических целей, — заметил он.
— Ничего идеалистического в этом нет, — резко ответила она. — Если сегодня вечером разразится война, ты знаешь, по какой первой цели будет нанесен советский ядерный удар? По Берлину. Потому что у нас есть ядерное оружие, которое им нужно будет уничтожить, прежде чем нападать на Соединенные Штаты. Они не будут бомбить Норвегию или Португалию или любую другую страну, у которой хватит ума держаться в стороне от ядерного соперничества. Любой здравомыслящий человек понимает, что ядерное оружие не защищает нас, а подвергает опасности.
Джаспер не ожидал, что его замечание будет воспринято серьезно, но Иви все воспринимала серьезно.
Четырнадцатилетний брат Иви — Дейв тоже сидел за столом и делал маленькие кубинские флаги. По трафарету он накрасил полоски на листах плотной бумаги и сейчас прикреплял их к палочкам из фанеры степлером. Джаспер с презрением относился к привилегированному образу жизни Дейва под опекой состоятельных и беззаботных родителей и пересиливал себя, чтобы казаться дружески настроенным к нему.
— Сколько тебе нужно сделать?
— Триста шестьдесят.
— Очевидно, это не случайное количество.
— Если мы сегодня не погибнем под бомбами, завтра на демонстрации я буду продавать их по шесть пенсов за штуку. Триста шестьдесят шестипенсовиков — это сто восемьдесят шиллингов, или девять фунтов. Столько стоит усилитель для гитары, который я хочу купить.
У Дейва был вкус к коммерции. Джаспер не забыл, как он организовал буфет во время школьной постановки и как шустро работали мальчишки, потому что Дейв платил им процент от выручки. Но Дейв плохо учился, отставая от всего класса по всем предметам. Это приводило его отца в бешенство, поскольку в других отношениях Дейв проявлял сообразительность. Ллойд обвинял Дейва в лености, но Джаспер считал, что проблема намного сложнее. До Дейва с трудом доходило все, написанное на бумаге. Сам он писал ужасно, делал массу орфографических ошибок и даже путал порядок букв в словах. Это напомнило Джасперу о его лучшем школьном друге, который был неспособен петь гимн школы и не чувствовал разницы между своим однотонным воем и мелодией, выводимой другими учениками. Таким же образом Дейву требовалось приложить умственное усилие, чтобы заметить разницу между буквами «d» и «b». Ему очень хотелось оправдать ожидания его преуспевающих родителей, но у него ничего не получалось.
Скрепляя свои шестипенсовые флажки, он, очевидно, где-то витал мыслями, поскольку ни с того ни с сего сказал:
— Твоя мать и моя имели мало общего, когда познакомились.
— Да, — подтвердил Джаспер. — Дейзи Пешкова была дочерью русско-американского гангстера, а Ева Ротман — дочерью врача из еврейской семьи среднего класса, жившей в Берлине. Ее отправили в Америку, чтобы спасти от нацистов. Твоя мать взяла мою мать к себе в дом.
Иви, названная так в честь Евы, сказала:
— У моей мамы большое сердце.
Джаспер, не обращаясь к кому-либо, проговорил:
— Кто бы меня отправил в Америку.
— А почему бы тебе самому не поехать? — отозвалась Иви. — Мог бы сказать им, чтобы они оставили кубинский народ в покое.
Джасперу не было никакого дела до кубинцев.
— Я не могу себе этого позволить.
Даже избавленный от необходимости платить за жилье, он не имел ни пенни за душой, чтобы купить билет в Соединенные Штаты.
В этот момент в комнату вошла женщина с большим сердцем. Дейзи Уильямс, с большими голубыми глазами и светлыми локонами, в свои сорок шесть лет не утратила привлекательности. В молодости она, наверное, была неотразима, подумал Джаспер. Сегодня она оделась скромно: светло-синяя юбка, схожего цвета жакет и никаких драгоценностей. Не демонстрировать свое богатство, сардонически подумал Джаспер, так лучше всего играть роль жены политика. Стройная фигура, но не худощавая, как раньше. Представив ее обнаженной, он подумал, что в кровати она была бы лучше, чем ее дочь Иви. Дейзи вела бы себя как Бип, готовая на все. Он удивился, поймав себя на том, что так думает о женщине одного возраста со своей матерью. Как хорошо, что женщины не могут читать мысли мужчин.
— Какая славная картина, — с нежностью в голосе сказала она. — Трое детей тихо работают.
Она все еще говорила с заметным американским акцентом, хотя он смягчился за четверть века жизни в Лондоне. Она с удивлением посмотрела на флажки Дейва.
— Ты не часто интересуешься, что происходит в мире.
— Я собираюсь продавать их по шесть пенсов.
— Я могла бы догадаться, что твои старания не имеют никакого отношения к международному миру.
— Пусть этим занимается Иви.
Иви с жаром заговорила:
— Кто-то должен беспокоиться об этом. Нас может не быть в живых до того, как начнется этот марш, и только потому, что американцы такие лицемеры.
Джаспер взглянул на Дейзи, но она не казалась обиженной. Она привыкла к резким высказываниям дочери по этическим вопросам.
— Как видно, американцев здорово испугали ракеты на Кубе.
— Тогда они должны представить, что чувствуют другие народы, и убрать свои ракеты из Турции.
— Думаю, ты права и президент Кеннеди сделал ошибку, установив их там. Тем не менее есть различие. Здесь, в Европе, мы привыкли, что на нас нацелены ракеты — с обеих сторон железного занавеса. Но когда Хрущев скрытно отправил ракеты на Кубу, он нарушил статус-кво. — Справедливость есть справедливость. — А практическая политика нечто другое. Но посмотри, как повторяется история. Мой сын, как и мой отец, всегда готов воспользоваться случаем, чтобы сделать несколько долларов, даже на грани третьей мировой войны. Моя дочь, как мой дядюшка большевик Григорий, полна решимости изменить мир.
