— Это замечательно! — воскликнула Таня.
— Нет, — невесело возразила Данута.
Таня поняла, что настроение у членов «Солидарности» подавленное. Ее озадачила нерадостная реакция на новость о победе.
— Что вас не устраивает?
— Все чересчур хорошо, — ответила Данута. — Коммунисты не могут согласиться с этим. Нужно чего-то ожидать.
Таня об этом не подумала.
— Пока правительство ничего не добилось, — продолжала Данута. — Даже там, где им никто не противостоял, некоторые кандидаты коммунистов не получили даже минимальных 50 процентов необходимых голосов. Это удручающе. Ярузельскому придется не признать итоги выборов.
— Я позвоню моему брату, — сказала Таня.
У нее был специальный номер, по которому она могла быстро дозвониться до Кремля. Несмотря на позднее время, Димка еще находился на рабочем месте.
— Да, Ярузельский только что звонил сюда, — сообщил он. — Как я понимаю, коммунистов унизили.
— Что сказал Ярузельский?
— Он хочет снова ввести военное положение, как восемь лет назад.
У Тани замерло сердце. Она вспомнила, как Дануту выволакивали из дома молодчики из службы безопасности на глазах плачущих детей.
— Только не это!
— Он предлагает объявить выборы не имеющими силы. «Рычаги власти еще в наших руках», — сказал он.
— Это верно, — омрачилась Таня. — Все оружие в их руках.
— Но Ярузельский боится сделать это сам. Он хочет, чтобы Горбачев поддержал его.
У Тани появился проблеск надежды.
— Что сказал Горби?
— Он еще не дал ответа. Сейчас его будят.
— Как ты думаешь, что он сделает?
— Вероятно, он скажет Ярузельскому, чтобы он сам решал свои проблемы. Он говорит это в течение последних четырех лет. Но я не уверен. Видеть, что партию отвергают в ходе свободных выборов, — это уже слишком даже для Горбачева.
— Когда тебе будет что-нибудь известно?
— Горбачев сейчас решается сказать «да» или «нет», потом снова ляжет спать. Позвони мне через час.
Таня повесила трубку. Она не знала, что подумать. Ясно, Ярузельский готов принять крутые меры: арестовать всех активистов «Солидарности», выбросить гражданские свободы в окно, установить диктатуру, как в 1981 году. Так всегда случалось, когда коммунистические страны чувствовали веяния свободы. Но Горбачев сказал, что старые времена прошли. Правда ли это?
Польше предстояло узнать.
Таня смотрела на телефон в тревожном ожидании. Что она скажет Дануте? Она не хотела нагонять на всех страх.
А не стоит ли предупредить их о намерениях Ярузельского?
— Ты погрустнела, — заметила Данута. — Что сказал твой брат?
Таня не сразу решила сказать, что пока ничего не решено, хотя именно так обстояло дело.
— Ярузельский не мог дозвониться Горбачеву.
Они продолжали смотреть телевизор. «Солидарность» побеждала повсюду. Пока коммунисты не получили ни одного места, на которые баллотировались несколько кандидатов. Дальнейшие результаты подтвердили наметившуюся тенденцию. Это была даже не внушительная, а сокрушительная победа.
В комнате над кафе на смену радостному настроению в какие-то минуты приходил страх. О постепенной смене власти, на которую они надеялись, теперь не могло быть и речи. В ближайшие сутки произойдет одно из двух: коммунисты снова силой захватят власть, а если не захватят, то с ними будет покончено навсегда.
Таня заставила себя ждать час, прежде чем снова позвонить в Москву.
— Они поговорили, — сообщил Димка. — Горбачев отказался поддержать силовой вариант.
— Слава богу, — воскликнула Таня. — Так что же собирается делать Ярузельский?
— Идти на попятный, как можно скорее.
— Неужели? — Таня не могла поверить, что такое возможно.
— У него нет выбора.
— Да, наверное.
— Так что продолжайте радоваться.
Таня повесила трубку и сказала Дануте:
— Применения силы не будет. Горбачев исключил такой вариант.
— О господи, — проговорила Данута. В ее голосе слышались ликующие нотки. — Так значит, мы в самом деле победили.
— Да, — сказала Таня с чувством удовлетворения и надежды, идущего из глубины ее души. — Это начало конца.
* * *
В разгар лета 7 июля, когда в Бухаресте стояла нестерпимая жара, Димка и Наталья прибыли туда с Горбачевым для участия в саммите Варшавского пакта. Гостей принимал безумный диктатор Румынии Николае Чаушеску.
Наиболее важным пунктом в повестке дня была «венгерская проблема». Димка знал, что ее поднял восточногерманский лидер Эрих Хонеккер. Либерализация Венгрии грозила всем другим странам Варшавского пакта, поскольку она привлекала внимание к репрессивной природе их режимов, но больше всего к Восточной Германии. Сотни восточных немцев, отдыхавших в Венгрии, бросали свои палатки, скрывались в лесах и через прогалины в старом ограждении уходили в Австрию навстречу свободе. Обочины дорог, ведущих от озера Балатон к границе, были заставлены брошенными без сожаления обшарпанными «траоантами» и вартбургами». Большинство беглецов не имели паспортов, но это не имело значения: их переправляли в Западную Германию, где им автоматически давали гражданство и помогали устроиться. Несомненно, вскоре вместо своих старых машин они обзаводились более надежными и комфортабельными «фольксвагенами».
Лидеры стран Варшавского пакта сошлись в большом зале, где стояли в виде прямоугольника накрытые флагами столы. Как всегда помощники, такие как Димка и Наталья, сидели у стен. Движущей силой был Хонеккер, но тон задавал Чаушеску. Он встал со своего места рядом с Горбачевым и подверг резкой критике реформистскую политику венгерского правительства. Невысокого роста, сутуловатый, с пушистыми бровями и безумными глазами, он кричал и жестикулировал, словно обращался к тысячам на стадионе, хотя говорил перед дюжиной людей в конференц-зале. Рот его перекосился, он брызгал слюной, произнося напыщенные фразы. Он не делал секрета из того, чего хочет: повторения 1956 года. Он призывал страны Варшавского пакта совершить вторжение в Венгрию, чтобы сбросить Миклоша Немета и вернуть страну к ортодоксальному правлению коммунистической партии.
Димка окинул взглядом участников саммита. Хонеккер кивал. Но выражению на лице чехословацкого лидера Милоша Якеша, сторонника жестких мер, было видно, что он готов одобрить услышанное. Болгарский руководитель Тодор Живков явно соглашался. Генерал Ярузельский сидел неподвижно с каменным лицом, очевидно, подавленный поражением на выборах.
Все эти люди прослыли жестокими тиранами, мучителями и виновниками массовых убийств. Сталин был не единственным в своем роде, а типичным коммунистическим лидером. Политическая система, приводившая к правлению таких людей, — злодейская по своей природе, рассуждал Димка. Почему нам потребовалось так много времени, чтобы осознать это?
