Владимир же пришёл в Киев и явился в Печерский монастырь, для того чтобы почтить монаха и увидеть того, кто даровал ему снадобье и, с Божьей помощью, здоровье (ибо никогда не видел его), собираясь одарить его имуществом. Агапит же, не желая славы, укрылся от него. Князь же принесённое ему золото отдал игумену. После этого Владимир послал к блаженному одного из своих бояр со многими дарами. Боярин нашёл того в келии и положил перед ним принесённые дары. И отвечал тот: «О, чадо! Никогда и ни от кого ничего я не брал — неужели теперь погублю дар свой ради золота, которое не требую ни от кого?!» И отвечал боярин: «Отче! Ведает пославший меня, что не требуешь ты этого. Но ради меня утешь сына своего, которому даровал, о Бозе, здравие. Прими это и раздай нищим!» И отвечал старец: «С радостью приму ради тебя, как будто бы требуется мне. Пославшему же тебя скажи: “Всё, что имел, — чужое; отходя из этого мира, ничего не сможешь взять с собою. Ныне же раздай всё, что имеешь, нуждающимся, ибо для этого избавил тебя Господь от смерти; сам же я ничем бы тебе не помог. И не моги ослушаться меня, не то опять пострадаешь”». И взял Агапит принесённое золото, вынес его из келии, бросил, а сам скрылся. И когда вышел боярин, увидел он, что все принесённые им дары брошены, и взял их, [и] отдал игумену Иоанну. И рассказал князю всё о старце. И уразумели все, что то истинный раб Божий. Князь же не посмел ослушаться старца и, по слову блаженного, раздал всё своё имущество нищим.
(2. С. 130―131)
Год 1093
Киев. Чернигов. Река Стугна
Возможно, начавшаяся в прошлом году эпидемия и стала причиной смерти князя Всеволода Ярославича, отца Мономаха.
Из «Повести временных лет»
Преставился великий князь Всеволод, сын Ярославов, внук Владимиров, месяца апреля в 13-й день, а погребён был в 14-й день. Была тогда Страстная неделя, и день был четверг, в который положен он был в гроб в великой церкви Святой Софии...
Когда же совсем разболелся (Всеволод. — А.К.), послал за сыном своим Владимиром в Чернигов. Приехал Владимир, увидел его совсем больного и расплакался. И когда сидели рядом с ним Владимир и Ростислав, сын его младший, пришёл час, и преставился тихо и кротко... Владимир же с Ростиславом, братом своим, оплакав, обрядили тело его. И собрались епископы, и игумены, и черноризцы, и священники, и бояре, и простые люди, [и], взяв тело его, с полагающимися песнопениями положили его в Святой Софии, как уже сказали прежде.
Владимир же начал размышлять, так говоря: «Если сяду на столе отца своего, то придётся воевать со Святополком, потому что был это прежде стол отца его». И, рассудив, послал за Святополком в Туров, а сам пошёл к Чернигову, а Ростислав — к Переяславлю. И после Пасхи, по прошествии Светлой седмицы, в день антипасхи, месяца апреля в 24-й день, пришёл Святополк в Киев...
(45. Стб. 215―218)
В добровольной уступке Киева двоюродному брату исследователи нередко видят один только политический расчёт Мономаха, понимавшего, что киевляне не готовы принять его на княжение. Для такого мнения имеются основания: долгое киевское княжение Всеволода Ярославича вызвало откровенную неприязнь к нему населения, страдавшего — особенно в последние годы жизни князя — от грабежей и притеснений его бояр и дружинников; «и людем не доходити княже правды», как с горечью замечает по этому поводу летописец. Владимир, несомненно, должен был принимать во внимание эту ситуацию. Но, с другой стороны, почему мы должны сомневаться в искренности его поступка? Он действительно уступал Киев «старейшему» в роде и действительно надеялся избежать кровопролития, пагубность которого наглядно продемонстрировали предшествующие события.
Этот добровольный уход в Чернигов открыл чёрную полосу в жизни Владимира Мономаха — полосу жесточайших неудач, безвозвратных утрат и горьких разочарований. Но случилось так, что именно в этот, тяжелейший для себя период Владимир сумел утвердить свой нравственный и политический авторитет в русском обществе, стать не просто одним из наиболее влиятельных, но, несомненно, самым влиятельным из русских князей — во всяком случае, именно таким изображает его летописец. Это тоже парадокс, более похожий на закономерность — но уже не столько историческую, сколько человеческую. Ибо только люди по-настоящему выдающиеся оказываются способны не просто держать удары судьбы, но даже поражения превращать в победы.
Спустя несколько дней после вступления Святополка в Киев началась новая большая война с половцами, принёсшая много несчастий и княжескому семейству, и всему населению Руси. Виновником случившегося летопись называет киевского князя Святополка Изяславича, который повелел бросить прибывших к нему половецких послов в темницу. А между тем всякий раз после смены князя в Киеве половцы требовали перезаключения с ними мирного договора, считая себя свободными от прежних обязательств. Как и следовало ожидать, после случившегося они начали широкомасштабные военные действия, и освобождение послов из темницы уже ничего не смогло изменить. Святополку пришлось обратиться за помощью к Владимиру Мономаху. Тот вместе с младшим братом Ростиславом немедленно прибыл в Киев. Переговоры между князьями проходили в Михайловском Выдубицком монастыре, основанном отцом Владимира и Ростислава князем Всеволодом Ярославичем. Уже тогда, по свидетельству летописца, между князьями начались «распря и которы»: Владимир предлагал заключить с половцами мир, а Святополк настаивал на войне. Впоследствии В.Н. Татищев объяснял неуступчивость Святополка исключительно его скупостью и нежеланием «по обычаю» платить половцам за мир. Насколько это справедливо, сказать трудно. Во всяком случае, Святополку удалось настоять на своём и князья приняли решение о совместных военных действиях.
Между прочим, решение это было принято не без вмешательства неких «смысленых мужей» — очевидно, из числа киевлян. Именно в их уста летописец вкладывает слова, которые впоследствии не раз будут звучать на страницах летописи и станут, можно сказать, программными для Владимира Мономаха. Произнесённые же в первый раз, они были обращены именно к Владимиру и его двоюродному брату Святополку: «Почто вы ссоритесь между собою? А поганые губят землю Русскую!» И эти слова более всего подействовали на Владимира.
Как полководец он, несомненно, превосходил Святополка и опытом, и способностями. Гораздо лучше, чем двоюродный брат, Владимир понимал силу половцев и слабость русских, не готовых на тот момент к войне с ними. Когда русские полки подошли к реке Стугне, разлившейся в половодье, он ещё раз предложил вступить с половцами в переговоры:
«Пока здесь стоим, за рекой, угрожая, заключим мир с ними».
И присоединились к совету его разумные мужи... Киевляне же не захотели принять этот совет, но сказали:
«Хотим биться. Перейдём на ту сторону реки».
И понравился совет этот, и перешли реку Стугну, ибо была она тогда весьма многоводна.
Между тем ход событий подтвердил худшие опасения Мономаха. 26 мая 1093 года, в праздник Вознесения Господня, в битве на реке Стугне у Треполя русские князья потерпели сокрушительное поражение. Продолжим рассказ «Повести временных лет»:
