– Халкиопа?
– Нет, другая – Медея.
– И что она?
– Она, между прочим, поклоняется ГЕКАТЕ и ее искусствам обучена
[194].
– Да неужели?
– Вот как есть, говорят. Она могла бы помочь Ясону.
– Но с чего бы?
– Да с того же, что движет всеми смертными более всего прочего. С того, что сильнее золота?
– А! – воскликнула Гера, качая головой. – Какая же ты мудрая, Афина. Найди Афродиту.
Афина отыскала богиню любви на Кипре.
– Чем могу помочь? – спросила Афродита.
– Нам с Герой нужно, чтобы царевна колхидская по имени Медея влюбилась в царевича Иолка по имени Ясон. Видишь ли, Гера хочет, чтобы этот Ясон…
– Причина мне, в общем, без надобности, – сказала Афродита. – Знаю я эту Медею. Меня уже давно раздражает, что она посвящает себя Гекате, а мною пренебрегает. Сей же час отправлю к ней своего мальчика.
Медея
Когда Эрот рано поутру явился во дворец, Медея сидела на подоконнике в дворцовом коридоре и читала глиняную табличку. Эрота она не заметила, поскольку бог страстного желания был незрим. Он встал рядом – колчан стрел за спиной, тетива натянута, серебряный лук наизготовку.
«Какая красотка, – подумал он про себя. – Матери досадно – и немудрено, – что эта девушка всю жизнь одна. Везет же Ясону».
Тут Эрот повернул голову ко входу в гостевой флигель дворца и подул.
Ясон внезапно проснулся в своей постели. Сел, потер глаза. Странная греза. Эрот нашептал ему на ухо и велел…
Чепуха какая. Ему есть о чем подумать, а не о любовных утехах. Надо понять, можно ли как-то побороть этих быков. Почему бы не исследовать дворец – может, найдется что-нибудь полезное.
Эрот выстрелил Медее в грудь и отступил. Медея вскинула взгляд от таблички. К ней по коридору шел молодой царевич Ясон. Как это она прежде не замечала, до чего он пригож? Ох, небеса, да не просто пригож – он красавец! Что за волосы, что за походка, вот это глаза, а стройный, но мускулистый стан какой! Медея вскочила.
– Ясон!
Он увидел ее.
– Ах, царевна Медея, верно? Может, ты сможешь мне помочь? Я ищу…
– Смогу. Пойдем, пойдем со мной.
Она повела его за руку в тот угол дворца, где у нее стоял алтарь Гекаты. Повернулась к нему, зеленые глаза вспыхнули.
– Я помогу тебе со всеми твоими тремя испытаниями.
– Как чудесно. Почему же?
– Почему? Потому что я люблю тебя, Ясон. Люблю тебя и отправлюсь с тобой в Грецию. Буду всегда рядом с тобой, всегда.
На такое способен лишь Эрот. Вот что, должно быть, означает та греза. Ясон понял, что молитвы его услышаны. И как же чудесно услышаны они. Эта Медея прелестна, вне всяких сомнений.
– Приготовлю снадобье – притирку, – сказала она. – Утром намажься ею весь. Весь целиком, от макушки до пят.
– Зачем?
– Это защитит тебя от огня быков. Будешь неуязвим – один полный день. Как намажешься – помолись Гекате. Это важно. Я научу тебя нужным словам. Вызубри их.
– Так и сделаю.
– Люблю тебя, Ясон. Для тебя – что угодно. Что угодно.
Что угодно.
Она не шутила.
Халкотавры
Царь Ээт и его придворные устроились на помосте у кромки просторного огороженного поля; от жара и света полуденного солнца помост защитили обширным навесом. С остальных трех сторон поля напирала толпа возбужденных зрителей.
– Будет довольно кроваво, – предупредил Ээт жену.
– Мне нравятся славные зрелища, – отозвалась Идия, подавив зевок.
– А ты, моя дорогая? – обратился Ээт к Халкиопе. – Как думаешь, выдержишь ты чуточку кровищи?
Та безучастно кивнула.
Все тревожится за сынков своих, подумал Ээт. Пусть катятся подальше. Фрикса не стало, мальчишек их с Халкиопой тоже, а скоро и Ясона этого не будет. Никого, кто Ээту угрожает, не станет.
Тут появилась и Медея.
– А, уж ты-то наверняка крови и потрохов не боишься, да?
Медея улыбнулась.
– Жду не дождусь, пап.
На помост влез Апсирт.
– Нет, милый мой… – твердо сказал Ээт, хоть и с нежностью, какая доставалась лишь его младшему чаду – «утешению старости моей», как он его называл.
– Но, пап!
– Ты слишком юн. Скажи ему, Идия.
– Слушайся отца, дитя, – произнесла Идия, не поворачивая головы.
– Мальчику твоего возраста на такое смотреть не подобает, – сказал Ээт. – Я в долгу не останусь, слово даю. Мы с тобой завтра сходим на дракона посмотреть. Годится?
Апсирт обиженно развернулся и слез на землю.
Ээт хлопнул в ладоши и кивнул дворецкому, а тот подал знак музыкантам.
Пропели трубы, толпа колхов разразилась криками ободрения, и вперед выступил Ясон с ярмом и упряжью в руках.
Восхитительное то было зрелище. Ясон был наг, при нем лишь меч и щит, а все тело героя блестело.
– Ха! Этот болван натерся маслом. От этого гораздо хуже. Пыхнет огнем бык – и кожа у Ясона загорится. О, как все будет занимательно!
Вновь прогудели трубы, и ворота на дальнем конце поля распахнулись.
Рысцой выбежали два громадных быка. На миг замерли, роя землю бронзовыми копытами.
Медея не сводила глаз с Ясона, стараясь не подпускать в свой взгляд любовь.
Ээт посмотрел на дочь. Вот же кровожадная малявка, подумал он. Любимица моя.
Ясон бросил посреди поля ярмо и упряжь и принялся бить мечом в щит. Толпа одобрительно взвыла. Быки подняли головы и замычали. Срыгивая пламя и пуская носами дым, они бросились в атаку.
Ясон не сдвинулся с места.
– О боги, вот бы снадобье помогло, – бормотал он себе под нос, а быки мчали к нему.
Звери приблизились, пламя обволокло Ясона, но он ничего не ощутил. Отскочив в сторону, ударил одного быка щитом, бык споткнулся. Второй бык попер на Ясона и выдохнул шар огня прямо в лицо противнику. Ясон ткнул быка мечом в бок, и мычание превратилось в рев.
Этим быкам никогда еще не приходилось драться. Огня как оружия обычно хватало. На Ясона же огонь не действовал, и быкам это сломило боевой дух. Они кружили, сопя дымом, и копья пламени у них получались все более чахлые.
Наконец Ясон подобрал ярмо и упряжь и надел их на быков – те склонили головы, смиренно подчиняясь прикосновениям победителя; толпы зевак вскочили со своих мест.
