– Давайте останемся, – предложил Тифий, уже обнимавший двух улыбавшихся и раскрасневшихся островитянок.
Ясон, совершенно покоренный красотой Гипсипилы, с готовностью согласился.
Аргонавты пробыли достаточно долго, чтобы царица успела родить Ясону двоих сыновей, ЭВНЕЯ и ФОАНТА, – последнего назвали в честь отца Гипсипилы, которого ей удалось тайком уберечь от всеобщего уничтожения мужчин на острове.
– Я спрятала отца в деревянный сундук и спустила в море, – поделилась она с Ясоном. – После этого я слыхала, что он выжил и здравствует
[162]. Другим женщинам не говори – они меня ни за что не простят.
– Подобное милосердие так тебе свойственно, – любовно произнес Ясон.
Милосердие тут, возможно, странное слово. Гипсипила запросто допустила, чтобы всех остальных мужчин-лемносцев перебили, пока те спали, но Ясон не позволил этому испортить безупречный образ Гипсипилы, который хранил в своем влюбленном уме. Поклялся в вечной верности ей – и чистосердечно. Первая любовь, она такая.
Прошел еще один год. И вот как-то раз Ясона навестил Геракл, никак не участвовавший во всеобщих забавах и утехах
[163].
– Нам полагалось искать Золотое руно, – пробурчал он. – А не брачными играми заниматься, как клятые олени.
– Да, – согласился Ясон. – Да, ты прав.
Прощание было сокрушительным.
– Возьми меня с собой, – умоляла Гипсипила.
– Милая, ты же знаешь, у нас на борту жесткое правило: никаких женщин.
– Тогда возьми с собой наших близнецов. Не место им тут расти. Учиться надо у мужчин.
– Есть у нас и строгое правило «никаких детей»…
Влипли они там накрепко, но все же аргонавтам удалось вырваться, и не успел Лемнос исчезнуть из виду, как Ясон уже размышлял о том, что ждет их впереди. Гипсипила и их сыновья-близнецы испарились из его сознания так же быстро, как сгинули с глаз.
Тем временем на острове до Гипсипилы дошел слух, что зреет восстание и мщение. Возможно, Ясон все же сболтнул кому-то в команде, что царица пощадила своего отца во время бойни. Кто-то из тех членов команды мог выдать этот факт островитянкам, с которыми якшался. Теперь, когда защитник Гипсипилы покинул Лемнос, женщины были готовы разорвать свою царицу на кусочки за подобное предательство. Она забрала сыновей Эвнея и Фоанта и сбежала с острова. Вскоре их поймали пираты и продали в рабство царю ЛИКУРГУ Немейскому
[164]. Эвней позднее вернулся на Лемнос и стал править островом. Во время его царствования остров сыграл небольшую, но очень значимую роль в исходе Троянской войны. Чуть погодя он стал плацдармом злосчастной Галлиполийской кампании в Первой мировой войне.
Долионы
Вперед и вперед плыл «Арго», через Дарданеллы и далее к Пропонтиде – Мраморному морю, как мы его теперь именуем. На азиатской стороне аргонавты приплыли к прибрежному царству долионов – правили ими юный царь КИЗИК и царица КЛИТА, они встретили аргонавтов щедрым гостеприимством.
Команда «Арго» как раз отдыхала после пиршественной ночи, когда на корабль напало соседнее племя великанов
[165], здоровенных шестируких землеродных
[166] чудовищ. Геракл тут оказался замечательно кстати – он повел самых сильных аргонавтов на бой с гигантами. Когда бой завершился, все великаны лежали убитые.
Кизик и Клита были неимоверно признательны за то, что их избавили от хищных разбойников, грабивших царство не одно поколение подряд, и стали уговаривать Ясона остаться и попировать еще. Памятуя о том, сколько времени он потратил впустую на Лемносе, Ясон поблагодарил правителей долионов, но твердо, хоть и с сожалением объявил, что аргонавтам пора в путь.
В ночь после отплытия разразился страшный шторм – он подхватил «Арго» и вынес его обратно к берегу. Но было темно, ни аргонавты, ни долионы не распознали друг друга, и началась лютая бойня. Поскольку на их стороне сражался Геракл, аргонавты наверняка должны были победить, и вскоре почти все долионы, включая радушного царя Кизика, полегли. Настало утро, и первой из дворца выбежала царица Клита. Увидев тело супруга, которого нечаянно прикончил сам Ясон, царица удалилась к себе в покои и там повесилась. При свете дня аргонавты с ужасом обнаружили, чтó они натворили. Помогли захоронить мертвых, принесли искупительные жертвы богам и в сумрачном настроении оставили долионский берег.
– Я все же думаю, – произнес Ясон, обращаясь к фигуре на носу и к Идмону-провидцу, – что вы могли бы нас предупредить.
– Ты ж не спрашивал, – отозвался Идмон.
– У нас над головами буря выла. Волны выше корабля, нас швыряло, как осенние листья на ветру. Как мне было спросить?
– Да просто погромче нельзя было, что ли? – спросила фигура на носу.
– Куда мы теперь плывем? Хоть это-то можете мне сказать?
– Во Фракию, – сказал Тифий, пока Идмон и резная голова мекали, экали и причмокивали.
Южные берега Фракии, которые мы ныне называем Болгарией, тянулись вдоль северного берега Пропонтиды. Те края славились своим лютым воинственным народом, потомками ФРАКСА, сына Ареса.
– Надо ли нам приглядывать за чем-то конкретным? – продолжил расспросы Ясон.
– За всевозможными «г», – проговорила носовая фигура.
– «Г»?
– За Гарпиями, Гиласом и Гераклом, – пояснил Идмон
[167].
– А что с ними не так?
Но Идмон и носовая фигура не промолвили больше ни слова.
