Один из полицейских, встав на колени возле покойника, полез к нему в пиджак, рассчитывая найти для установления личности бумажник с документами или банковскими карточками.
– Странно, – сообщил он, обыскав все карманы, – вообще ничего, никаких документов.
И попросил санитаров повернуть тело на бок, чтобы достать из заднего кармана кошелек, однако не оказалось и кошелька. Только в правом кармане брюк обнаружились маленький ключик да белый носовой платок с синим кантом и вышитыми буквами М. Б.
– Прямо скажем, немного, – подытожил полицейский.
А другой, разглядев врученный ему ключик, заметил:
– Сделать копию ничего не стоит. Самый обычный ключ. Может, у него с собой что-то было, багаж, например? – предположил он.
Но Изабелла оказалась не в состоянии вслушиваться в его слова, а случайные прохожие уже разошлись.
– Значит, вы его вообще не знали? – обратился к ней один из полицейских.
– Нет, не знала, – ответила Изабелла, и ей пришлось снова пересказывать все случившееся, но, как она ни уверяла, что не имеет к покойному ни малейшего отношения, у нее потребовали все личные данные, адрес и электронный адрес, телефон и мобильный телефон, да еще попросили в любую минуту быть в их распоряжении для дачи показаний.
Тут все заговорили одновременно. Санитары спрашивали, могут ли идти или же надо немедленно доставить тело на судебно-медицинскую экспертизу, врачу потребовалось узнать, составит ли окружной эксперт медицинскую справку о смерти, и один полицейский стал ему дозваниваться, пока другой полицейский передавал сведения в отдел розыска и спрашивал насчет прокурора округа, и, когда на пятом пути раздалось грохотание очередного скорого поезда и все они заговорили еще громче, а полицейский с телефоном прижал руку к свободному уху, Изабелла взяла свой чемодан и, не прощаясь, потихоньку покинула тент.
На табло четвертой платформы была объявлена следующая электричка в аэропорт, она опаздывала на две минуты, Изабелла успела войти. И только в вагоне заметила, что тоненькая папка не упала, а все так и лежит на самом верху ее чемодана. Чувствуя, как растет ее негодование, и опасаясь опоздать в аэропорт, она решила не возвращаться на платформу к тенту, а дернула «молнию» чемодана и сунула папку внутрь.
Сколько времени она потеряла на всю эту историю, стало ясно только у стойки регистрации, когда ей с сожалением сообщили, что самолет уже улетел.
2
Сидя за кухонным столом, Изабелла выудила из чашки пакетик вербенового чая и никак не могла сообразить, куда его деть, встала, положила пакетик на сушилку в раковине, опять села, увидела мокрый след на столе, снова встала, оторвала от рулона бумажное полотенце, вытерла им капли, смяла в комок и положила на стол перед собой, размешала ложечкой сахар и сделала глоток.
Вообще-то она сейчас должна была находиться в Неаполе, на пути к порту, откуда алискафо, быстроходные катера, отплывают к Липарским островам. У стойки авиакомпании выяснилось, что все ближайшие доступные рейсы летят либо через Франкфурт и Амстердам, либо через Париж, где надо долго ждать пересадки, и приземляются в Неаполе так поздно, что ей пришлось бы там переночевать и лишь на следующий день сесть на катер. Чувствуя, что на такое неспособна, она взяла такси и добралась до дому. От одной только мысли о том, как она полетит на север ради того, чтобы оказаться на юге, Изабелла впала в уныние.
Затем она вновь отправилась на вокзал.
Тент все еще не сняли, один из молодых полицейских стоял рядом и при виде Изабеллы очень обрадовался. Сказал, что ее вообще не следовало отпускать, и повел в стеклянный павильон ожидания на платформе, попросив оттуда выйти пожилую пару. Извинившись, он пояснил, что для него это первый «случай смерти при Н. О.», тут Изабелла ему даже чуточку посочувствовала. И поинтересовалась, что же такое «при Н. О.» А это значит: «при невыясненных обстоятельствах», и вот пришлось ей еще раз излагать, как именно складывались эти обстоятельства. Полицейский за нею записывал, уложив поверх папки, которую держал на коленях, бланк с ее личными данными, внесенными заранее, а люди на платформе, ожидавшие своих поездов, бросали на них любопытные взгляды, и наконец-то Изабелла подписала протокол допроса.
Вот она опять дома и опять глотает чай. Вдруг навалилась невероятная усталость. Ужас из-за чьей-то внезапной смерти, с которой она оказалась столь злосчастным образом связана, волнение и досада из-за опоздания на самолет заставили ее почувствовать, что здоровьем она еще совсем не так крепка, как ей представлялось. «После операции, постоперационный» – эти слова Изабелла часто употребляет на работе, отчего же не отнести их к себе самой? И запланированное путешествие, хотя оно всего-то откладывалось на день, разом показалось ей чрезмерной перегрузкой. Ей надо бы спокойно провести время где-нибудь неподалеку, пусть бы и в Браунвальде, это Гларнские Альпы, или на Фирвальдштетском озере, например в Веггисе, хотя стоит только вспомнить катер на подводных крыльях и тряску на волнах, как ей чуть ли не дурно становится.
Изабелла взяла чашку, поставила на стеклянный столик в гостиной и с тяжелым вздохом, едва ли не со стоном, прилегла на диван. Закрыла глаза и глубоко вздохнула. Сейчас надо бы позвонить подруге, но она не станет ей говорить, что прилетит завтра из-за опоздания на самолет, она скажет, что не прилетит совсем.
Когда Изабелла проснулась, день уже клонился к вечеру, и ей потребовалось некоторое время, чтобы очнуться. Нет у нее привычки спать среди бела дня, голова тяжелая. Открыв в ванной кран, она дождалась холодной-прехолодной воды, подержала под струей руки и остудила лицо. Затем растерлась махровым полотенцем и погляделась в зеркало.
Она увидела женщину в возрасте от сорока до пятидесяти лет, волосы черные вьющиеся, глаза синие, нос курносый и бледные, едва заметные веснушки. Лицом этим Изабелла осталась совершенно довольна, она вообще нравилась себе такой, какая есть, неплохо бы только скинуть килограмм-другой. Впрочем, Изабеллу и так часто принимают за молоденькую, а ведь ее дочери уже двадцать два года.
Что же надумал тот человек, который предложил помощь женщине из зеркала? Хотел втереться к ней в доверие? Хотел познакомиться? Поехал бы с нею в аэропорт? Спросил бы адрес? Или он просто проявил любезность, хотел без всякой задней мысли оказать услугу женщине с чемоданом, беспомощно стоявшей внизу у лестницы? Ведь то, что она женщина, имело бесспорное значение, а он по виду был такой человек, который и пальто подаст, и вообще владеет манерами, с удовольствием выступая в старой, а нынче несколько подзабытой роли джентльмена.
«Будь я мужчиной, помогла бы я себе или нет?» – задумалась было Изабелла, однако тут же отметила, что для ответа на данный вопрос ей недостает силы воображения. Факт есть факт, некий посторонний человек взялся ей помочь, а после этого упал мертвым наверху лестницы. Переоценил свои возможности в смысле тяжести чемодана? Но ведь чемодан не очень-то и тяжелый, если б не операция, она запросто справилась бы сама. А вот если б тот человек не поднес ей чемодан, он бы все равно умер… или нет? Сердечная недостаточность, если это она, из пустоты не возникает, тут одно накладывается на другое: и расстройство кровообращения, и нарушение сердечного ритма, и повышенное давление или даже порок сердца (возможно, не диагностированный), и серьезные неприятности, и стресс… Однако он не производил впечатления человека в стрессе, иначе ему вряд ли пришла бы в голову мысль вот так запросто кому-то помочь. А возраст? Определить не так-то легко, однако был он, видимо, старше, чем хотел казаться. Бородка делает моложе, она скрывает морщины, но когда Изабелла сдвинула его руку на груди, чтобы расстегнуть рубашку, то увидела – вот, вспомнила теперь! – темные пигментные пятна и складки, значит, точно ему больше шестидесяти, скорее около семидесяти, а это при соответствующем образе жизни – самое время для сердечной недостаточности, способной сразить даже тех, кто помоложе. Изабелла упорно подыскивала доказательства того, что не она со своим чемоданом является главной виновницей.
