– Отец будет в ярости, когда вернется.
– Ты ведь вчера играла эту музыку, да? – спросил Сэмюэль, который стоял возле раковины спиной ко мне.
Мое внимание вновь переключилось на музыку, играющую на кухне.
– А. М-м, да. Это хор «Аллилуйя» Генделя. В исполнении целого оркестра звучит очень круто, правда?
– Вчера все было великолепно и с одним роялем, – серьезно ответил Сэмюэль и повернулся ко мне, вытирая руки и заворачивая рукава.
От его слов меня накрыло волной удовольствия. Я с трудом подавила идиотскую улыбку, и мы отправились обратно в сарай.
Все было без изменений. Мы с Сэмюэлем сели на корточки возле кобылы. Она громко дышала и издавала слабые стоны с каждым приступом схваток, но в целом как будто не слишком страдала. Я помолилась про себя, прося о том, чтобы с Дейзи все было хорошо и роды прошли успешно.
Чем дольше мы оставались «на посту», тем заметнее становилось неловкое молчание. Я попыталась придумать тему для разговора. Сэмюэля тишина, судя по всему, не смущала.
– Гендель сочинил все три части оратории «Мессия», включая оркестровую обработку, всего за три недели с небольшим. Двести шестьдесят страниц нотного текста всего за двадцать четыре дня. Больше никому за всю историю музыки такое не удавалось. По его словам, во время работы его душа словно бы отделилась от тела. – Мне вдруг показалось, что мой рассказ напоминает речь экскурсовода. Сэмюэль даже не поднял головы, и я умолкла. Несколько долгих секунд мои слова оставались без ответа, и я с трудом удержалась от продолжения. Уж очень мне хотелось заполнить неловкую паузу. Когда через несколько минут раздался голос Сэмюэля, я вздрогнула.
– Почему все встали, когда ты начала играть?
– Встали? – удивилась я, поскольку ничего такого не заметила.
Сэмюэль взглянул на меня, приподняв бровь. Я покраснела и пожала плечами.
– Если честно, не знаю…
– Твоя учительница встала первой – миссис Гримальди, верно? А остальные просто повторили за ней.
Я хихикнула, вдруг осознав, что именно сделала Соня.
– Вообще-то есть такая традиция – слушать хор «Аллилуйя» стоя. Видишь ли, когда английский король впервые присутствовал на исполнении оратории, он так проникся хором «Аллилуйя», что решил встать. Ну, а когда король Англии встает, все остальные обязаны последовать его примеру. Полагаю, Соня решила, что леванцам тоже не следует пренебрегать традицией, которой уже двести пятьдесят лет.
– Ты правда не заметила, что все слушали тебя стоя? – Мягкий баритон Сэмюэля прозвучал недоверчиво.
Меня охватило желание как-то оправдаться, и я развела руками, будто отгоняя от себя его сомнения.
– Ну, ты же меня знаешь, Сэмюэль. Музыка всегда уносит меня в неведомые дали. К моменту, когда я вернулась с небес на землю, все, наверное, уже сели на свои места.
«Ты же меня знаешь», – продолжали звучать у меня в ушах мои собственные слова. Сэмюэль молча повернулся к лошади и погладил ее жилистую шею. Он вел себя так, будто мы едва знакомы. Я подумала о том, как часто мои мысли обращались к нему за прошедшие два с половиной года. В горле встал ком.
От грустных размышлений меня отвлекла долгая судорога, прокатившаяся по телу Дейзи. Между ее ног показался влажный нос жеребенка. Я ахнула. Сокращения прекратились, и нос детеныша снова скрылся.
– Еще разок, и все получится.
Ровный голос Сэмюэля успокаивал, но мое сердце все равно громко стучало в ожидании продолжения схваток. Сэмюэль поглаживал взмокшие от пота бока Дейзи, ласково подбадривая кобылу.
– Еще разок, давай, девочка. Почти получилось, – уговаривал он. – Давай, еще немного.
Через несколько секунд лошадь снова начала тужиться. Ее бока задрожали, и наружу показались нос и копытца, а следом большие уши и тоненькие ножки с узловатыми суставами. Сэмюэль высвободил новорожденного жеребенка и начал обтирать его соломой, очищая малыша от крови и слизи. Дейзи подняла голову и ткнулась носом в нескладного детеныша, заставляя его подняться на ноги и облизывая его шкуру.
– Вот молодец, Дейзи! Умница! – закричала я, хлопая в ладоши.
Я успела вскочить на ноги и вдруг заметила, что по щекам катятся слезы. Торопливо стерев их с лица, я опустилась на колени возле Дейзи и чмокнула ее в макушку между мокрых от пота ушей.
– У тебя получилось, Сэмюэль! – улыбнулась я. Под впечатлением от успешно принятых родов я забыла о своей обиде.
– Так ведь я ничего не сделал, это все Дейзи, – ответил он, но, судя по тону его голоса, Сэмюэль тоже был рад, что все прошло удачно.
Я уже перебирала в уме лошадиные имена с рождественской тематикой, когда вдалеке хлопнула дверь машины и раздались тяжелые шаги по гравию.
– Надеюсь, это папа! – воскликнула я и подбежала к двери.
Джейкоб с отцом припарковали грузовик за домом и уже срезали путь к сараю, когда я перехватила их с радостными вестями. Папа ужасно волновался и тут же кинулся внутрь. Я едва поспевала следом, пересказывая подробности утреннего чуда, объясняя, как мне помог Сэмюэль, который все еще сидел на корточках там же, где я его оставила. Увидев нас, он спокойно поднялся, вытер запачканные ладони о джинсы и протянул руку моему отцу.
– Поздравляю, сэр. Простите, руки грязные.
Папа от души пожал его ладонь, ничуть не заботясь о ее чистоте. Потом похлопал Сэмюэля по плечу и поблагодарил за помощь.
Несколько минут мужчины разговаривали, любуясь новорожденным, обсуждая всякие подробности, гладя смешные ушки и радуясь такому рождественскому сюрпризу.
– Ну, Джози, – произнес вдруг отец, повернувшись ко мне, – думаю, вы с Сэмюэлем заслужили право дать жеребенку имя. Что скажете?
Я выжидающе посмотрела на Сэмюэля, но тот только пожал плечами, наклонив голову в мою сторону.
– Давай, Джози.
– Георг Фридрих Гендель, – ляпнула я, не задумываясь.
Джейкоб с отцом протестующе застонали, а потом расхохотались.
– Это что за имя такое, Джози? – взвыл мой братец.
– Так звали композитора! – смущенно возразила я.
Зря я выпалила первое, что пришло в голову.
– Он написал произведение, которое Джози играла вчера на службе, – встрял Сэмюэль с улыбкой на лице.
– Я просто подумала, что нужно дать жеребенку рождественское имя, а хор Генделя «Аллилуйя» – это же практически синоним Рождества! – попыталась оправдаться я.
Отец с Джейкобом снова расхохотались, и я поморщилась. Папа вытер слезы, выступившие на глазах от смеха, и попытался взять себя в руки.
– Назовем его Гендель, – выдавил он. – Отличное имя, Джози.
Он погладил меня по плечу, посмеиваясь, и я почувствовала себя глупым десятилетним ребенком.
