– Да, пожалуй. В чем суть навахо, Сэмюэль? Что главное? То, где ты живешь, цвет кожи, мокасины, бирюзовая подвеска на шее? Что?
Похоже, я заставила его задуматься. Мне хотелось поскорее узнать ответ. У меня были датские корни, и я могла кое-что рассказать о своем происхождении. Но была ли я датчанкой? Я даже ни разу не ездила в Данию. Я не знала ни язык, ни традиции, ни обычаи моих предков. Для меня это был просто вопрос происхождения. Мне казалось, что принадлежность к навахо не сводится к тому, кем были предки.
Сэмюэль попытался ответить:
– Для навахо важно кровное родство…
– Есть, – объявила я, изображая галочку в воздухе.
Сэмюэль улыбнулся и покачал головой с притворным осуждением.
– Важно знание языка…
– Есть!
– Поддержание культуры народа.
– В каком смысле? Можно быть навахо, если не живешь в хогане?
– Некоторые приверженцы традиций скажут, что нет. Старики хатаалии, целители, осуждают молодых коллег, которые пытаются изменить или модернизировать обычаи. Но бабушка Яззи говорит, что культура – это когда ты передаешь детям традиции, предания, которые рассказывали с древних времен. Это возвращает нас к вопросу о языке. Если не обучить молодое поколение языку, мы потеряем культуру. Многие слова невозможно перевести на английский, не потеряв значение. А если оно исчезнет, можно неправильно понять, чему учит легенда. Так культура и перестает существовать.
– М-м, тогда ставлю тебе уверенную галочку, – рассудила я. – Ты учился у лучших. Что еще?
– Для навахо важно сохранение племенных территорий.
– Тут тебе придется объяснить поподробнее. – Я сосредоточенно наморщила лоб.
– Необязательно жить в резервации, чтобы оставаться навахо, но можешь себе представить, каково это – когда некуда вернуться?
– А разве Америка не принадлежит всем американцам? И неважно, леванец ты или навахо.
– Это не одно и то же.
– Почему?
– Ну, Америку не просто так называют плавильным котлом. Это значит, что люди из разных мест приезжают сюда и становятся одним народом. Само по себе это неплохо. Но дело в том, что родина навахо и есть американский континент. Нигде за океаном нет страны навахо, которая самим своим существованием помогает сохранить культуру, как, например, Италия, Ирландия или какая-нибудь африканская страна. Когда люди из Ирландии эмигрируют в Америку, их родина не перестает существовать и населяют ее ирландцы. Вот откуда приехали твои предки?
Я понимала, что ему нужна иллюстрация, и ответила, ожидая дальнейшего развития его мысли.
– Ну вот представь, что какая-нибудь соседняя страна захватывает Данию, превращает ее в национальный парк и говорит датчанам: «Забирайте свои деревянные ботинки и выметайтесь. Можете переехать в нашу страну, в конце концов, мы все скандинавы, у нас не хуже».
– По-моему, датчане деревянные ботинки не носили, – фыркнула я.
– Но ты же поняла, о чем я? Если у датчан отнять Данию, они перестанут быть датчанами. Станут просто скандинавами или типа того. Если забрать у людей землю, они перестают быть народом. Без племенных территорий навахо прекратят существование.
Я в восторге уставилась на него.
– Ты очень умный навахо, Сэмюэль! Ставлю тебе огромную галочку!
Он закатил глаза, но я почувствовала, что между нами снова установился мир. Сэмюэль вздохнул и протянул руку к моим наушникам.
– И что ты там слушаешь? – дружелюбно спросил он, и на жестком зеленом сиденье старого школьного автобуса вновь воцарилось хóжó.
9. Кода
КОГДА СЭМЮЭЛЬ ТОЛЬКО вернулся из резервации в марте, я отдала ему все кассеты, которые записала специально для него. Я аккуратно уложила их в коробку из-под обуви и даже сделала вкладыши для кассет, где были указаны композиторы и названия произведений. Сэмюэль сказал, что каждый вечер перед сном слушает новую композицию. Я тоже стала так делать, глядя из окна на его дом и думая о том, какого композитора Сэмюэль выбрал сегодня. Он должен был скоро уехать, и мне хотелось сделать ему подарок на выпускной. Что-нибудь, что напоминало бы Сэмюэлю обо мне.
В итоге идею мне подала Соня. Она записывала мою игру на уроке и включала мне послушать, чтобы я сама могла заметить ошибки: где моим пальцам не хватило быстроты, какие фразы я вывела недостаточно выразительно, где не попала в ритм. И вдруг я поняла, какому подарку Сэмюэль будет рад больше всего.
Всю следующую неделю я совершенствовала пьесу, написанную для него, добиваясь правильного звучания. Вечером перед последним учебным днем я попросила у Сони чистую кассету. Она согласилась, и тогда я объяснила, что хочу записать свое сочинение. Соня обрадовалась, широко открыла крышку рояля и поднесла поближе микрофон. Я сыграла свое творение, вкладывая в него все чувства, которые вызывало у меня близкое расставание.
Когда я закончила, то поймала озадаченный взгляд Сони. Она повернулась к магнитофону и нажала кнопку «стоп», а потом сказала:
– Милая, не знала бы я тебя лучше – решила бы, что ты влюбилась.
В ее голосе звенело веселье, но в то же время слышалось беспокойство. Она стояла ко мне спиной, чему я была очень рада, потому что почувствовала, как краснеет шея. Соня перемотала кассету и убрала в футляр.
– Я записала копию для себя, надеюсь, ты не против, – легко сменила тему она, и на протяжении нескольких лет мы с ней не говорили о любви.
К сожалению, я так и не рассказала Соне про Сэмюэля. Он остался моей тайной, которую я оберегала долгие годы, пока не стало слишком поздно: Соня уже не поняла бы моих откровений.
* * *
Сэмюэль не хотел идти на выпускной. Сказал, что в любом случае заслужил аттестат, и неважно, в какой обстановке ему его вручат. Но Нетти и Дон уговорили его пойти. Джонни тоже закончил школу в этом году, так что моя семья присутствовала на торжественной церемонии, которая прошла довольно скучно. Прозвучали стандартные речи с избитыми фразами об успехе и начале новой жизни. Было несколько слабеньких музыкальных номеров, а выпускники исполнили школьный гимн – честно говоря, довольно вяло. Цветами старшей школы Нефи были багровый и золотой. Мальчиков одели в красные мантии, а девочек – в золотые, которые, по правде говоря, были скорее горчичными, так что прекрасная половина смотрелась очень блекло.
Сэмюэль был высоким и по алфавиту шел одним из последних, поэтому стоял в заднем ряду. Багровая ткань отлично сочеталась с теплым оттенком его кожи, и я постоянно поглядывала на него тайком. Он воздержался от бурного проявления чувств: когда прозвучало его имя, спокойно принял аттестат и пожал руку директора Брекена. Сэмюэль уже получил свою долю славы на прошлой неделе, когда мисс Уитмер вручила ему награду «Ученик года» за успехи в английском. По ее словам, он так усердно совершенствовался весь год, что честно заслужил этот титул. Его одноклассникам было, наверное, все равно, но Сэмюэль рассказал мне о случившемся со сдержанной гордостью.
