– Да ладно, чо ты орёшь-то на старшего по званию?
– А то и ору, что тут тебе не «Молибден»! Тут тебе, знаешь (на этом ракетная фантазия кончилась) …о-го-го!
– Угу. Ну отключи пульт, я же всё равно им щёлкать буду, и давай, что там у вас такого необычного на ужин – показывай.
Абсолютно секретный ракетный пост находился между Пелагеей и Аглаей – это они мне ещё в прошлый раз рассказали. А, вы же сейчас не поняли, о чём я: они всем ракетам имена женские давали, чтоб, значит, не бездушными ядерными смерчами управлять, а вполне себе милыми и уютными, хоть и ядерными, устройствами. Ничего на посте не было особенного – узенькая выгородка вдоль борта, напичканная стойками с лампочками, железными шкафами под красными печатями и парой складных стульев, – посторонний человек, зайдя в него, наверняка не оценил бы всю потенциальную грандиозность того, чем этот пост управляет.
Расселись мы за узеньким столиком, воткнули кипятильник в разъём для паяльника, и Олег полез в сумку.
– Ты офигеешь сейчас! – пообещал он.
– Давай-давай уже, не томи! – потирал ладони Серёга.
– Вуаля! – и Олег извлёк на свет килограммовую пачку «Роллтона».
Повисло восхищенное молчание, только кипятильник уютно булькал в литровой банке и жужжали схемы поддержания микроклимата в шахтах.
– Видал! – как бы спросил Серёга.
– Дай-ка, – говорю, – посмотреть. Это же надо до чего прогресс дошёл, вы себе представляете! Вот это я понимаю – забота о людях!
– А вкусные какие – ты не поверишь! Мы вчера одну на ужин с Серёгой накатили! Давай уже, запаривать будем, а то слюнки текут! Не трогай, блядь, этот тумблер! Вон те вот щёлкай, только по очереди!
Залили макароны кипятком – вкусно запахло едой и желудки заурчали, что твои тигры, в предвкушении.
– Дай чего – накрыть банку, – протянул руку Олег.
– А во, зачётным листом моим накрой.
– Дурак ты! Его в руки без перчаток брать противно, а тут же это – пища!
Это-то да. Зачётный лист у офицера жил в белом цвете недолго, в зависимости от активности его владельца, но не больше месяца. Потом становился он похожим, можно было бы сказать, что и на портянку, но знавал я в колхозе трактористов, что и портянку такую наматывать не стали бы. И это отнюдь не говорит о какой-то неаккуратности или небрежном отношении к своим знаниям у лейтенантов. Наоборот, это говорит о том, что первое, чему они учатся, попав на корабль, – нюхать обстановку. И одна из самых успешных составляющих в сдаче зачётов – это не ум, сообразительность и трудолюбие (хотя они тоже не помешают), а наличие зачётного листа всегда при себе. Лезешь в трюм – бери с собой зачётный лист, идёшь на обед – бери с собой зачётный лист, в туалет тебя зовёт организм – слышишь шёпот на краю слуха? Это зачётный лист шепчет тебе «Вася, возьми меня с собой, я тебе авось и сгожусь!». «Психология» – называют эту науку гражданские, а у военных говорят просто – чутьё. И у старпома, как ни странно это сейчас прозвучит, бывают хорошие настроения – нет, нет, да и подмахнёт какой зачётик, для восстановления своей кармы. Так что, если зачётный лист, который живёт у лейтенанта месяца три-четыре, залить водой, то в получившийся взвеси можно найти всю таблицу Менделеева, не исключая радиоактивных и редкоземельных элементов.
– Погоди, а чего он у тебя такой толстый? Все вместе носишь?
– Не, это только по устройству корабля.
– В смысле? А ну-ка дай посмотрю… а что это за лист такой? Хуясе, а что это за буквы? А чего он такой… не кончается? Эй, так это же для механиков лист! Эдик, ёпта, вы чё? Что вы издеваетесь над парнем? Упыри! Я-то думаю, что он там вязнет в листе этом, а оно вон оно чё! А мы-то, чего, думаем, он на подъёбки наши не ведётся, гения, думаем, прислали нам! Мы то, по молодости, и в йодную яму с пузырьком ходили йода набирать доктору и маневровые за прометиевым провалом
[1]слева внизу искали, а этот чего думаем умный такой, а он, вон оно чё – не умный! Его механики просто подъебнули! Серёга, что ты молчишь? Возмущайся со мной!
А макароны уже разбухли и ласково желтели в банке, томясь от желания нас удовлетворить.
– Ну, – как-то без экспрессии возмутился Серёга, – а я думаю, чего у всех по пол-листа уже сдано, а у меня и до трети не дотягивает ещё, что я такой, думаю, дурачок у папы получился.
– Так. Давайте уже есть, а плач ваш ракетный я потом выслушаю, на сытый желудок!
– А я вот помню, – завёл застольную беседу Олег, уже дуя в ложку, – когда маленький был, то мне бабушка отдельно холодец варила. Все любили без жира, прозрачный, а я любил когда с пляшечками этими по верху, как туманом, подёрнут чтоб был…
– Вот поэтому ты и жирный, – вставил Серёга.
– …хлеба чёрного так возьму корочку тёплую и сверху жирок этот собираю, а потом уже сам холодец. И с чесночком чтоб, с этими вот мягкими хрящичками, но чтоб мяса не сильно много, а половина от объёма. Сильно мясистый не любил. А все вокруг сидят за столом и смотрят на меня. Откудова, говорит, отец матери, ты его принесла такой породы, он же не наш, мы же вон, интеллигенты, а он даже мизинец не оттопыривает, когда чай пьёт. И бабушка, старенькая же уже была, а вот, смотри ты, не лень ей было мне отдельно варить, сейчас только понимаю, а тогда вроде как нормальным это считал. А как она борщ варила, ребята!
– Да что там борщ, – не выдержал Серёга, – мама моя вот утку фаршированную делала. О-о-о, скажу я вам, господа товарищи, не едали вы такой и, пока ко мне не приедете, не судьба вам будет. Такое ощущение, что дня два она её готовила. Покупала только на рынке всё и выбирала там часа два, вот смотрела на что-то, щупала, нюхала, потом дома мыла, драила, отмачивала, натирала, нашпиговывала и запекала. А когда запах из духовки начинал идти! Просто всё бросалось дома и все ходили вокруг кухни! А потом она её на стол достаёт и ты уже чувствуешь, как вот эта вот корочка румяная хрустеть на зубах будет, а под ней сок прямо течёт, и слюней полный рот, и уже удовольствие, хоть и есть не начал! И отец под неё наливал себе стопочку и так вкусно крякал, когда выпивал, что я думал, ну обязательно, конечно, когда вырасту, тоже так вот, под утку и стопочкой…
