Вернуться из моря планировали до девятого мая – нового командующего покатать было нужно, но не до такой же степени, чтоб пропускать праздник, причём, что морякам, что самому командующему. Командир был явно недоволен этим неожиданно образовавшимся выходом в море и даже пробовал протестовать, но его успокоили. Мол, чего там, выйдете на пару-тройку деньков, макнётесь и обратно в базу – новый командующий за медалью и с гордым званием уже настоящего подводника, а вы – в отпуск. Вы же только из автономки, поймите, у вас всё отработано. И матчасть проверена, и люди обучены. Ну кому нам ещё доверить нашего нового адмирала? Так что, если хотите, то мы сделаем вид, что вас спрашиваем и трепетно ожидаем вашего согласия. А так-то всё решено и выход завтра в семнадцать ноль-ноль по большой воде. Вот вам новая посуда, кстати, адмирал-то не местный, а с другого флота, не ударять же в грязь лицом, правильно? Вернёте потом, как придёте, тут всё под счёт.
Энергетические установки не выводили из действия. Дав сбегать людям домой по очереди (без ведома командования, естественно), отчалили за командующим и обратно в пучину.
Слава едва успел вернуться на корабль.
– Ну как слетал?
Миша и Слава курили на корме под рубкой – только отдали швартовые и база медленно, но верно удалялась.
За кормой, по тёмной воде, тянулся белый пенный бурун от винта и таял не сразу, а метров чуть ли не через сто – торопились выйти.
– Ой, Миша и не спрашивай! Без самолёта бы долетел, так тянуло!
– Я тебя понимаю, такая она у тебя… горячая штучка.
– Миша, я не за этим, прекрати пошлить.
– Понятно, что не только за этим. Скажи ещё, что этого и не было. Тебе хорошо рассуждать тут о высоком, а у меня, знаешь, яйца звенят, как чугунные шары. Даже ты мне сейчас кажешься довольно симпатичным.
– Жалеешь, что отпустил меня?
– Да ну тебя. У тебя же любовь, а я так, присунул бы кому-нибудь в посёлке. Любовь тут бьёт однозначно всех моих буфетчиц и продавщиц в военторге. Рад за тебя, друг, вот веришь – прямо рад!
– Эх, Миша, как всё-таки жизнь хороша, да?
– Да? Я вот тоже так думаю каждый раз, когда свою очередную мечту встречаю. А потом грустно так и пусто. Но наверняка ты прав и, пожалуй, поверю-ка я тебе на слово. Ладно, пошли, что-то старпом на нас грозно смотрит.
Первый день было ещё ничего, а во второй море разгулялось не на шутку – штормило так, что укачивало даже на шестидесяти метрах. И ещё хлопал какой-то лючок на корме. Командующий послонялся по рубкам, наотдавал ценных указаний штурманам, связистам и акустикам (попытался и механику, но у того был последний выход в море и подписанный приказ на увольнение в запас лежал в штабе дивизии, и механик, немного потерпев, спросил: а можно я не буду вас на хуй посылать при людях, а то же вам с ними служить ещё – на этом всё и закончилось) и потом уже, когда посчитал, что научил, наконец, всех правильно нести службу, прицепился к этому лючку.
– Командир, почему у вас посторонние шумы? Вы демаскируете лодку, вы понимаете?
– Так точно. Лючок на корме оторвало какой-то при погружении.
– Лючок? Серьёзно? А если – война? А? А если бы вражеские силы тут рыскали повсюду, а вы как кухарка крышкой по кастрюле гремите!
– Ну не рыскают же. А если бы рыскали, то, очевидно, уже прихлопнули бы нас.
– Командир, я не понимаю, отчего вы так спокойны?
– Оттого, что не война и мы на своих собственных полигонах находимся – не вижу ни единого повода кусать себе локти.
– Не видите? А вот я – вижу!
– На то вы и командующий, чтоб дальше всех видеть!
Командующего бесило, что командир явно над ним смеётся. А больше бесило то, что делает он это так тонко и аккуратно, что формальных поводов прицепиться нет.
– Когда у вас следующий сеанс связи?
– В двенадцать ноль-ноль.
– Приказываю всплыть и задраить этот лючок!
– Товарищ командующий, я категорически против! На море шторм, и рисковать жизнями людей непонятно для чего я не намерен!
– А я – намерен! Что значит «непонятно для чего»! Вы же – подводная лодка, а не баркас! Вы должны быть невидимы, ну так сделайтесь невидимыми! Шторм – так привяжите людей верёвкой! Что, я не понимаю, такая сложность – закрыть лючок?
– Товарищ командующий, мы и так невидимы – здесь никого нет, кроме нас на три квадрата во все стороны! Нас некому видеть, хоть бы мы и погремушки за собой тащили!
– Записать в вахтенный журнал: в управление кораблём вступил командующий!
– А у вас есть допуск к управлению кораблём такого типа?
– Командир, это уже хамство!
– Я знаю.
– Будьте добры, подготовьте командира отсека и командира кормовой швартовой команды для выхода наверх. На страховку – тоже офицера, никаких матросов и мичманов!
– Есть.
– Вот так бы и сразу!
Перед заступлением третьей смены в кают-компании было почти пусто. Половину личного состава, укаченного суточным штормом, тошнило по боевым постам и каютам, и стойкие к качке организмы наслаждались обильной едой – за себя и за того парня.
Миша складывал икру с бутербродов себе на один, а Слава с удивлением на него смотрел:
– Мишаня, а ты не лопнешь?
– Нет, Славик, у меня знаешь какой желудок эластичный?
– А лучше бы мозг, – прокомментировал замполит.
– Это было грубо, Сергей Семёнович, – заметил командир.
– Да, товарищ командир, спасибо! Вот если бы не вы, то я бы сейчас с плачем убежал бы отсюда!
– А вы, товарищ командир, конспекты его по политической подготовки видели? – заступился сам за себя зам.
– Нет, конечно, что я, из ума выжил и мне посмотреть больше некуда?
– Ну а я-то видел!
– Ну тебе то по должности положено, вот и терпи.
– Самый отвратительный конспект!
– Позвольте, а как же мой? – уточнил Слава.
– Твой тоже, но у него отвратительнее!
– Ха-ха! И тут я тебя обскакал, неудачник! Вестовой, а зачем ты мне это поставил? Я вижу, что суп, но к чёрту суп! Неси котлет, да побольше! Славик, а что ты не ешь почти ничего?
– Да что-то нет аппетита.
– К доктору сходи, что за подводник без аппетита! От отсутствия аппетита до потери любви к родине – один шаг! Скажите, Сергей Семёнович?
– А мне почём знать?
– Ну кто у нас главный специалист по любви к родине?
– Пожалуй, особист. Я больше за любовь к партии отвечаю.
– А что, вот мне всегда интересно было спросить, да я всё стеснялся, важнее: любовь к родине или любовь к партии?
