Теперь вопрос заключался лишь в том, которого из двух котят-мальчиков мы возьмем. Того, что, кончив играть, размышлял на кресле, подобрав под себя лапки, или длинноногого с торчащим задом, который все еще трусил кругами по полу? И тут он подошел к папаше, ткнул его лапкой и вызывающе прижал ушки. Вот этого, сказали мы хором.
И тут же увезли его с собой. Видимо, что-то подсказало нам, что мы найдем искомое, и, впервые отправляясь на поиски, мы захватили с собой корзину.
И еще мы захватили ящик с землей, так как намеревались поехать отсюда к брату Чарльза, захватив с собой котенка, если мы его купим. И (только с нами могло случиться такое, подумала я) я сжимала в руке пакет с индюшачьими ножками.
Его мне вручил муж миссис С., чтобы было чем поддерживать силы котенка, пока не откроются магазины, сказал он. Нет, они не покупали их специально для кошек, а просто один их друг был управляющим загородным клубом, где в меню всегда присутствовали индейки, и они получали все остатки для кошек… Котята растут буквально только на индюшатине и курятине, сказал он.
И вот мы катим с ящиком, пакетом ножек, а у меня на коленях в корзине Шебы благим матом надрывается Новый Мальчик. Когда мы сравнили его с фотографией Соломона котенком, он выглядел прямо-таки его копией. Большие уши, огромные лапы, точно такой же широкий лоб, а под ним черная масочка. А теперь он и вопил, как Соломон. Похитили! Клаустрофобия! Выпустите его! Словно в корзине надрывался Соломон по дороге в Холсток. Да и корзина, в которой столько раз спокойно сидела Шеба и добродушно беседовала с нами, увозимая в тот же Холсток, теперь словно превратилась в мину, вот-вот готовую взорваться у меня на коленях.
– Ну он хоть лап не высовывает! – сказала я, чтобы немножко разрядить атмосферу. (А разрядить ее было необходимо: Чарльз, угрюмо стискивая баранку, при каждом вопле вздрагивал, словно от удара парового молота.) И все-таки мне не следовало предаваться беспочвенному оптимизму. В следующий же момент из дырки стремительно высунулась лапа в черном носочке и вцепилась в рукав Чарльза, словно крюк багра.
Ну, во всяком случае, в дом брата Чарльза котенок попал живым – первый шаг оказался удачным. Затем мы выпустили его из корзины в гостиной, и у меня появились другие причины для тревоги. Хотя для своего возраста он был крупным, но, усевшись там, выглядел таким маленьким и одиноким. С тех пор как у нас жили котята, прошло много лет, а его надо было оберегать от стольких опасностей! Гадюки… лисицы… пустые водостоки… холмы, где можно заблудиться… А он рос среди такой роскоши… бассейн с золотыми рыбками в доме… питаясь индюшатиной! Сколько у нас шансов вырастить его?
Но его никакие тревоги не мучили, это было ясно. Он посидел у всех на коленях, испробовал коготки на ножках стульев и кресел, важно справил свои делишки за кушеткой, когда мы показали ему, куда поставили его ящик. Сиди прямо, лапки сложи и Покажи Этим Людям, так, видимо, наставляла его мамочка. И совсем один, такой маленький среди чужих, он присел в ящике, как мог прямее, и проделал все, что требовалось, с достоинством монарха.
Чего никак нельзя было сказать о его манере есть – исключая, разумеется, Генриха Восьмого. Даже Соломон в расцвете сил не пожирал все с такой быстротой. Или мы просто забыли? Ну, как бы то ни было, индюшатину он смел, как бульдозер, выпил несколько блюдечек молока… Иногда он поглядывал на восхищенных зрителей и с набитым ртом блаженно говорил «вааа!». А затем, немножко посидев и понежившись, устроился поспать. Поскольку мамочки рядом не оказалось, он нашел наиболее подходящую ей замену – брата Чарльза в просторном кремового цвета свитере. Такого большого сиама он еще не видывал, заявил Сили, свертываясь белой улиточкой у него на груди.
Сили – так его называла я. Официально он звался Соломон Секундус, но я не могла произнести «Соломон», не вспомнив… Ну и временно я назвала его Сили, ведь он же был силпойнтом.
– Какой молодчага, – сказал Чарльз, когда поздно вечером мы ехали домой. – Держаться так храбро среди незнакомых… Одним словом, молодец!
Молодчагой он оставался, даже когда время от времени просыпался и начинал орать.
– Он же еще малыш, а кругом такая темь, – добродушно сказал Чарльз. – Да и мне только бы добраться до постели!
Естественно, час спустя ни о какой постели и речи не было – мы с фонариками рыскали по дороге, потому что Сили исчез.
Как это произошло, мы понять не могли. Отложив представление его Шебе до завтра (у нас тогда будет побольше сил, сказал Чарльз; у него предчувствие, что они нам очень понадобятся), ее мы покормили наверху у нас в спальне, а его внизу в гостиной, плотно закрывая двери, чтобы они ненароком не встретились… (Чарльз сказал, что у него голова кругом идет – запоминай, кто из них где), а потом устроили Сили постельку с грелкой на кушетке – Шеба спала наверху с нами. Поставили ему ящик с чистой свежей землей (и, конечно, еще один наверху для Шебы)… Ну, если мы наконец кончили закрывать двери, точно агенты секретной службы, сказал Чарльз, так, может быть, все-таки пойдем спать? После чего я задвинула заслонку в камине – он был пуст, но мы не хотели, чтобы котенок залез в трубу, а Чарльз вынул ключ и задвинул засов. Но когда я пошла показать Сили его постельку, оказалось, что Сили бесследно исчез.
Мы принялись искать. В каминной трубе – Чарльз заявил, что с заслонкой я опоздала. В саду, куда, по моему убеждению, он выскочил, когда Чарльз открыл дверь, чтобы вынуть ключ. В спальне, куда мы взлетели бок о бок при мысли, что он забрался туда к Шебе, а она его прикончила. И снова в сад – раз его нет в доме, значит, он где-то снаружи.
Пока я металась туда-сюда, мое воображение лихорадочно работало. Не пытается же он вернуться пешком домой, подобно тому как Сапфо убежал к первым своим владельцам? И мне представилось надрывающее душу зрелище: крохотный мужественный белый котеночек трусит по шоссе… Что скажут те, у кого мы его купили, услышав, что мы его потеряли? Мне, столь же надрывая душу, тут же представилось, как я (уж конечно, не Чарльз!) звоню им и сознаюсь… Что, если его схватила лиса? Я похолодела и напрягла слух – не услышу ли замирающий вопль ужаса?
Мы прорыскали бы так всю ночь, светя фонариками, отчаянно торопясь и крича, чтобы отпугивать лисиц, если бы я не вернулась домой в слабой надежде, что мы каким-то образом умудрились не найти его там. Наверху – нет. И в кухне, и в прихожей, и в ванной. А в гостиной царила такая мертвая тишина! Будь он там, подумала я, то почувствовала бы это. Всего час назад она была так полна его присутствия!
И оставалась полна, как тут же выяснилось. Не знаю, что меня толкнуло заглянуть туда, но он лежал там, свернувшись в клубочек, – там, где его сморил сон, ведь он был еще совсем малышом! Под столом на сиденье мягкого стула. Ему Спать Хочется, сообщил он, когда я извлекла его оттуда. И не оглушительным голосом сокрушителя корзин, которым он угрожал нам в машине, а тоненьким вкрадчивым мяуканьем очень маленькой чайки.
Нам тоже хотелось спать, но лечь нам удалось далеко не сразу. Мы же искали котенка такого, как Соломон, и, несомненно, нашли его. Нас ждут годы и годы этого, сказал Чарльз, уныло прижимаясь щекой к своей подушке. Спасибо, а то я не догадалась бы, ответила я, так же уныло прижимаясь щекой к своей. В голове у меня кружился вихрь из лисиц, гадюк, мчащихся мимо машин и – воскрешенные этим первым кризисом с Сили – панические часы, которые я проводила, обшаривая холмы в поисках Соломона, когда и он на сиамский манер бесследно исчезал.
