Возможно, они так и поступали, когда их звала она. Сколько раз я слышала приветственную какофонию гоготанья и кряканья, когда под вечер ее машина появлялась на склоне. Но когда я в три часа дня пошла туда и застучала по миске, ответом была мертвая тишина. Я снова застучала. Я позвала «ку-у-ку-у» – ничего лучше мне в голову не пришло, а спросить у Дженет, на какой крик они сзываются, у меня не хватило сообразительности. «Ку-у-ку-у-ку-у!» – завопила я снова. Конечно, что-то новенькое после приевшихся воплей «Шани-ванни-ванни» или «Саффи-ваффи», однако сомневаюсь, что тех, кто мог меня услышать, удалось бы убедить в целости и сохранности моих умственных способностей. И тут Джеральд и его супруги спустились гуськом с холма и поплюхались в запруду, а затем принялись эффектно пить, чиститься и хлопать крыльями. А несколько секунд спустя за ними туда последовали и три уцелевшие утки. Что создало проблему. Дженет сказала, что запереть надо только уток – гуси сами о себе позаботятся до ее возвращения. Но гуси отрезали уток от их сарайчика, а так как Джеральд выбрал именно эту минуту, чтобы оказать внимание всем своим супругам подряд, мне оставалось только стоять и ждать, пока он не кончит этим заниматься.
Очень неприлично это выглядело: гусыня внизу, Джеральд на ней, Джеральд срывается, оба они – картинка в духе Рабле – скатываются в пруд, и Джеральд снова решительно влезает на нее. Я поторопилась объяснить, почему я стою здесь, проезжавшей мимо юной всаднице, так как не хотела, чтобы она заподозрила меня в пристрастии к подобным сценам. Сомневаюсь, что она мне поверила. И еще раз объяснила то же самое женщине, которая неторопливо проходила мимо, подбирая сухие ветки, и почему-то сочла нужным сообщить мне, что она деревенская жительница.
А я жду, чтобы забрать уток в сарай, сообщила я ей, потому что двух уже унесли лисицы.
– Ах… лисицы! – весело прощебетала она. – А вы когда-нибудь слышали, как лисята перекликаются по ночам? Никогда не забуду, как в первый раз услышала их, когда поселилась в деревне.
Я воздержалась и не сказала, что слышала она лисицу-самку, воплями призывающую самца, – как бы она не подумала, что я зациклилась на таких темах, однако не удержалась и возразила ей, когда она принялась рассказывать о том, как визжат ласки, схваченные лисой. Лисицы ласок не трогают, объяснила я ей. А слышала ли она, как ласка приканчивает кролика?
– А, вот что! – небрежно обронила самозваная деревенская жительница.
И продолжала собирать ветки, а я перебралась через изгородь и направилась к пруду. Гуси посторонились, когда я замахнулась на них хворостиной, однако утки тотчас последовали за ними. Я прыгала туда-сюда, точно ретривер, загнала двух уток в сарайчик и старалась справиться с третьей, которая металась, как обезумевшая курица, когда деревенская жительница снова неторопливо прошла мимо.
– А почему бы не подманить ее на морковку? – любезно посоветовала она.
Я не объяснила ей, что утки морковок не едят, но окончательно усомнилась в ее праве на определение «деревенская».
А вообще-то брачный сезон был в разгаре не только у лисиц и гусей. После очень долгого перерыва мне позвонила приятельница, занимающаяся сиамами, и поведала о своих муках из-за молодого кота золотой бирманской породы. Год назад она поехала купить кошку-производительницу, сказала она, но пока владелица заполняла бланк родословной, к ней подошел и посмотрел на нее ну просто сказочный котенок. И купила она его. Ей приходилось слышать, что скрещивание бирманцев и сиамов дает великолепные результаты, и она решила повязать его со своими сиамками. И вот ему уже больше года, а он все еще не понимает, что от него требуется. Сначала он прятался, когда кошки начинали вопить, призывая кота, и она отвезла его к ветеринару для проверки. Ветеринар поднял его за задние лапы, объявил, что такой огромной мошонки не видел еще ни у одного кота, и добавил, что у него все в полном порядке. Дайте ему время, и все само собой наладится, посоветовал он.
Она оказалась рядом, когда забрезжил первый свет. Одна из ее кошек была в охоте – звала, с воплями каталась по полу, махала лапами в воздухе. Клод смотрел на нее в полном недоумении… и тут до него дошло. Его морда прояснилась. Он понял, чего от него хотят, тоже бросился на спину и заболтал лапами, вопя и закидывая голову, чтобы посмотреть на кошку. И теперь проделывает эту процедуру всякий раз, когда ее девочки приходят в охоту, – но только это, и ничего больше. И движения у него такие томные – что, если?.. И причина в том, что она нарекла его Клодом?
Я еще не кончила смеяться, как вдруг меня поразила одна мысль. Совсем недавно Пат рассказывала, что у Люка есть привычка кататься по полу на спине, махать лапами и коситься назад на ее девочку Сахру шоколадной окраски. Пат сказала, что Люк старается выглядеть как можно обольстительнее. Только Сахра, продолжала она, видимо, нисколько не обольщается, а, наоборот, выглядит негодующе. А я ответила, что Сафра часто ведет себя так с Шани, и Шани обычно бьет его лапой по носу. Так почему наши три мальчика стараются выглядеть обольстительными? Или они страдают тем же пороком, что и Клод?
Но я напрасно тревожилась. Несколько дней спустя случилось происшествие, показавшее, кто мужчина в коттедже. День выдался жаркий, и я открыла окно кошачьего домика, чтобы Шани и Сафра могли принять солнечную ванну, лежа на полке внутри. Проходя мимо по дороге в гараж, я увидела, что Шани восседает на полке, словно средневековая принцесса, во время турнира взирающая на рыцаря, который сражается на арене, повязав на руку ее шарф. И на арене (выложенной плитками дорожке вокруг домика) готовится к прыжку Сафра, занеся лапу над чем-то, скрытым травой. Я мгновенно очутилась в вольере и схватила его – из травы, шипя, подняла голову разъяренная гадюка.
Я кинулась с Сафом в коттедж, бросила его в прихожую и, захлопнув дверь, побежала назад с лопатой в руке. Спасать Шани надобности не было. Она все так же спокойно восседала в окне, подобрав под себя лапы, прекрасно сознавая, что тут она в полной безопасности. Гадюка все еще была там и держала голову высоко поднятой. Она уставилась на меня, и ее раздвоенный язык то высовывался, то исчезал. Я разделалась с ней не слишком охотно, но без колебаний. Теперь гадюки объявлены исчезающим видом, но тогда они еще не были занесены в Красную книгу: а что еще можно сделать с гадюкой, поселившейся в кошачьей вольере?
Судя по ее длине, это была та самая гадюка, которая ускользнула год назад от меня и Джинин. Вероятно, она перезимовала под кошачьим домом – он же стоит на кирпичном фундаменте, – стала длиннее и толще, выползла погреться на солнце… и по обычаю змей продолжала бы делать это, представляя постоянную и, наверное, смертельную опасность для кошек, не пройди я случайно мимо и не заподозри неладное.
Урок был преподан исчерпывающий – во всяком случае, что касалось Шани. Она же совсем не дурочка. На следующий вечер я вышла с кошками на лужайку, волоча веревку, чтобы затеять с ними игру. Саф был в своей стихии – стремительно прыгал на веревку, отбегал, прижимая уши, возвращался и снова прыгал. А Шани (вероятно, она видела, как гадюка выползала из-под домика, и заметила теперь, что веревка вьется совсем по-змеиному) – Шани умчалась за угол и в коттедж, почти не касаясь земли. Разбираться со змеями – обязанность Сафры, сказала она. Здесь ведь он – кот.
