Как приятно было проснуться в предрассветный час, потому что кто-то зашевелился у меня за спиной, зажечь лампу на тумбочке и увидеть две невинные мордочки в масках, прижатые друг к другу и сонно на меня поглядывающие. Я умилялась до тех пор, пока владелец невинной мордочки в черной маске не встал, заявляя, что он Замерз, подошел и ткнул меня лапой, чтобы я пустила его под одеяло, и не успел он там устроиться, как владелица невинной мордочки в более светлой маске принялась тыкать и тыкать меня, чтобы я пустила туда и ее, и на некоторое время воцарилось спокойствие, – видимо, они согрелись, – и тут Сафра внезапно извергся из-под одеяла, заявляя теперь, что ему Жарко и Нечем Дышать, и, отчаянно извиваясь, заполз на мою подушку. Шани, жалуясь, что ей тоже Жарко и что одеяло Расплющивает Ее, выползла следом за ним, и они сидели возле моей головы, пока не прохладились достаточно для того, чтобы повторить все сначала.
После двух ночей подобных пертурбаций я не выдержала и купила пуховую перинку, более легкую, чем одеяло, мысленно прося прощения у Чарльза, который был решительно против такой покупки и спрашивал, неужели я не помню, что в Швейцарии они были толщиной в фут, постоянно соскальзывали на пол и мы оледеневали… Но ведь Чарльзу никогда не приходилось спать под одеялом, периодически извергающим кошек.
Перинка имела большой успех, и Саф вскоре присвоил личное право распоряжаться ею. Она была золотисто-желтой, и я расстилала поверх нее покрывало, чтобы она не испачкалась, когда они на ней лежали. Сафра разработал следующую систему: пока было тепло, они с Шани спали на покрывале, как я и хотела, но чуть становилось прохладнее, он вставал на мою подушку и легонечко приподнимал лапой покрывало в знак того, что хочет лечь под покрывалом, но НА перинке. Вот и конец надежде сохранить перинку чистой, но оно того стоит, лишь бы он вел себя смирно, решила я. А потому приподнимала покрывало, он забирался под него, и я опускала покрывало. Несколько секунд спустя Шани, обычно сидевшая в оконной нише, пока происходило все это, шествовала через мою подушку и тоже приподнимала покрывало, требуя, чтобы ее пустили К Нему.
Дальнейшее понижение температуры – примерно около трех ночи, – и Саф выбирается из-под покрывала и приподнимает уже край перинки, показывая, что теперь желает прижаться прямо ко мне для тепла… и следом Шани тоже выползала и тоже засовывала голову под перинку, так что я должна была поднимать край и для нее.
Под перинкой Сафра присвоил себе право на Лучшее Место, вытягиваясь во всю длину вдоль моего бока – он считал это своей нерушимой привилегией. Шани занимала позицию второго порядка, прижимаясь к нему и согревая его с другого бока. Она была в этих случаях такой покорной рабыней, что я удивлялась, почему она не носит чадру. Не сомневаюсь, Саф это одобрил бы.
Несколько ночей спустя они включили в этот распорядок еще и обыкновение спускаться вниз по каким-то своим делам, а потом возвращаться и устраиваться спать основательно… естественно, ввел эту процедуру Сафра, который, когда я ложилась, принимался царапаться в закрытую дверь спальни и вопить, пока я ее не открывала, после чего он в сопровождении рабыни спускался с лестницы. Наступали примерно полчаса тишины – ни драк, ни грохота, ни воплей о помощи, хотя я с трепетом ждала чего-нибудь подобного, – они возвращались наверх и укладывались спать – Саф первым, Шани за ним, и наступали мир и покой, нарушавшиеся легкими извиваниями, – и так до утра.
Сгорая от любопытства, чем это они там занимаются, как-то ночью я украдкой спустилась посмотреть. Саф, восседавший в нише окна, выходящего на лужайку, имел совесть смутиться. Просто проверял, как там и что, объяснил он. Шани, взобравшаяся на подоконник длинного узкого окна, за которым был виден склон позади коттеджа, обернулась ко мне, когда я вошла, а затем вновь начала смотреть в окно. Видимо, снаружи было что-то поинтереснее.
О, безусловно! Барсуки, лисицы – я находила их следы в саду зимой на снегу. И олени тоже. В лесу жила косуля, которая выходила пастись на склон холма. Как-то раз я утром отдернула занавеску на окне ванной и увидела косулю прямо перед собой. Мгновение она смотрела на меня, потом повернулась и прыжками унеслась в сосны, которые, словно театральный задник, виднелись за коттеджем. Ну просто иллюстрация к сказкам братьев Гримм.
Убедившись, что они ничего подозрительного не затевают, а просто ведут наблюдения за дикими обитателями леса, что отвечало их природным склонностям, после этой проверки я начала оставлять двери спальной и гостиной открытыми на ночь, чтобы они могли спускаться вниз когда им вздумается без всяких помех, и такая свобода выбора очень их радовала. Когда они возвращались наверх, Шани уже не прыгала немедленно на кровать, а некоторое время сидела у окна спальни, глядя оттуда на Долину, а Сафра обходил комнату и открывал шкафы поглядеть, что в них спрятано.
Вот тут-то и начались неприятности. Спальня невелика, места для гарнитура в ней не хватало, и мы удовлетворились встроенной мебелью. Низенький комод, встроенный в нишу у камина с трельяжем на нем, заменял туалетный стол. Другой, тоже низкий, но длинный, у стены под прямым углом к встроенному гардеробу. Беда была лишь в том, что все они по необходимости были неглубокими, так что вместо выдвижных ящиков пришлось обойтись полками и дверцами.
Ящик оказался бы для кошки крепким орешком, но открывать дверцы? Да с этим, по мнению Сафры, справился бы и новорожденный котенок. Как прежде у Сесса, каждая его лапа вполне заменяла фомку – загнуть когти крючками, дернуть, и задвижка отодвигалась как миленькая, и содержимое комода становилось доступным для обозрения.
И сколько же сокровищ для кота-пирата! Шерстяные свитера, которые можно вытащить и вволю погрызть! Обязательно вокруг манжет и воротника, так что казалось, что ими занимались мыши. В конце концов в отчаянии я попрятала плотные свитера в мешки из толстого пластика с молниями и убрала их в шкафчик над комодом. Оставшиеся тонкие свитера я уложила в тумбочку у кровати, в которой имелись ящички, но, увы, для Сафры они помехи не составили.
У меня был тонкий лиловый свитер с высоким воротником, который я очень любила и как-то раз надела на собрание в лондонском Клубе любителей сиамских кошек. Сидя на эстраде рядом с председателем и готовясь выступить – моя очередь была следующей, я сняла жакет, потому что в зале было жарко, подняла руку, чтобы взглянуть на свои часы, и чуть не лишилась чувств, обнаружив на манжете широкий полумесяц. Надеть жакет снова было уже поздно – председатель представил меня собравшимся. Я подняла руку повыше.
– Гроза вновь себя показал, – сказала я, и раздался общий смех. У всех членов клуба имелись дома свои Грозы, и мы отлично провели время, обмениваясь историями об их подвигах.
Как Саф умудрился изгрызть манжету, я не знаю… Разве что она торчала из ящика. А вот как он добрался до моих украшений, хранившихся на полке туалетного столика, наоборот, ничего загадочного собой не представляло. Я слышала ночью, как он их выуживал. Хранились они в отдельных коробочках, и он с наслаждением открывал эти коробочки и выгребал их лапой так, чтобы они падали на пол и крышки отскакивали.
