Саф стоит морда к морде со своим противником под сводом крапивы, и драка может завязаться в любую секунду? Или тот кот (мне не знакомый) улепетывает домой миля за милей, а Сафра гонится за ним? Или тот кот удрал, и Сафра, как и все сиамы не слишком целеустремленный, уже отправился под прикрытием крапивы заняться чем-нибудь другим. На вершину холма, где на поле тарахтит трактор фермера? Саф ведь интересуется всем, что движется… Вдруг он подкрадется слишком близко?
Соседи, я знала, считали, что я немножко не в себе, раз так тревожусь. Кошки же всегда возвращаются домой, говорили они. Кошки умеют находить дорогу туда. Но Сили ведь не вернулся? И мне доводилось слышать о том, как кошки погибали под сельскохозяйственными машинами. К тому же Саф прежде ни разу во фруктовом саду не бывал и на холм не поднимался… а что, если он лишен инстинкта, приводящего кошек домой?
И я поступила так, как поступала, когда кто-то из кошек пропадал. Идти напрямик через крапиву было невозможно – она доставала мне выше пояса и занимала слишком обширное пространство. А потому я вернулась на дорогу и начала привычный обход. Дальше по склону к «Розе и короне», налево на другой холм до верхней дороги, назад по ней, вглядываясь в поле, не трусит ли там за сенокосилкой длинноногий беглец, а потом под ветви моего собственного леса, выкликая «Сафл-афл-афл!», мое уменьшительное от Сафра, как когда-то я звала «Молли-уолли-уолли!» – а потом «Сили-уили-уили» – звала того, кто так и не вернулся.
Сафра не отозвался, но многие люди услышали, как я его зову. Фред Ферри на пути в «Розу и корону» спросил, проходя мимо:
– Кот, значит, пропал?
Вопрос глупый, поскольку это было и так ясно, но зато Фред, конечно, сообщит эту новость всем, кого увидит, и, возможно, кто-то позднее обнаружит Сафру. Мисс Уэллингтон спустилась с холма, тыча палкой во все придорожные кусты, что тоже было глупо. Сафра не стал бы ждать, пока она в него ткнет, и спрятался бы подальше. Но во всяком случае, она пыталась помочь мне. Дженет Ризон сказала, что пройдется по дороге с Дейзи, своим ретривером, – вдруг им удастся его выследить? Но мне это показалось маловероятным. Я как-то не могла себе представить, что Саф покорно возвращается домой, свисая из пасти Дейзи, словно долговязый мохнатый фазан.
Я кружила так почти два часа, звала, высматривала, изнемогала от тревоги. Те, кого я спрашивала о черно-белом коте, не знали ничего. Такого в окрестностях вроде бы не было. А это значило, что оба беглеца могли уже находиться в нескольких милях от деревни. Затем, в энный раз проходя мимо конюшни Аннабели, я посмотрела на коттедж – а вдруг он сам вернулся? И внезапно увидела его. Трусит с холма по направлению ко мне: неторопливо, уверенно, явно отдавая себе отчет, где он находится. У подножия склона он остановился и поглядел на меня, однако направился не ко мне, а свернул налево на тропу, которая привела бы его к ризоновскому коттеджу. Но Дженет ушла с Дейзи на его поиски, и никто бы его не заметил, а он забрел бы в самый дальний конец Долины. Было ли это случайностью, что я оказалась там именно в этот момент… или так произошло, потому что я безмолвно как раз тогда воззвала о помощи к Чарльзу? В начале поисков я к нему не обращалась. Пока не оказалась в безвыходном положении… и вновь это помогло.
Я кинулась за Сафом, обняла его – ну, не могла я, не могла на него рассердиться – и посадила в вольеру, где Шани, вечная пай-девочка, сидела, взирая на мир, будто Сафра никуда не исчезал. Он кинулся к ней, укусил за шею и сказал, что слабо ей догадаться, Где Он Был. А Ей Все Равно, сказала Шани, неодобрительно шлепнув его.
Глава десятая
Нет, ей было не все равно. Она его любила, пусть он обращался с ней так, будто был Тарзаном, – и, если я находилась поблизости, она во всю мочь вопила, чтобы я поскорее ее спасла. Шани просто обожала быть Спасаемой Героиней, хотя частенько, не заметив, что я за ней наблюдаю, она кусала его в ответ, чтобы спровоцировать на новый укус. Однако иногда он был слишком уж агрессивен с ней, и мой знакомый ветеринар, знаток кошачьего поведения, рекомендовал мне обзавестись водяным пистолетом, объяснив, что таким образом отучил кусаться одного из своих собственных котят. Он скоро научится ассоциировать пистолет с тем, чем он занят, когда в него прицеливаются, и поймет, что лучше воздерживаться от своих поползновений. А вода никакой боли ему не причинит, просто ему будет неприятно.
Так и оказалось. Наиболее неловким моментом была покупка водяного пистолета. Я, как сейчас, вижу выражение на лице продавщицы, когда я зашла в игрушечный магазин купить его.
– Для моего сиамского кота, – объяснила я на случай, если она решит, будто я хочу сама с ним играть.
Ее брови поползли еще выше. Да, она слышала, что сиамские кошки бывают с причудами, сказало выражение ее лица, но она никогда не поверит, что они стреляют из водяных пистолетов.
Я добавила, что пистолет нужен, чтобы отвадить сиамского кота от привычки кусать свою робкую подружку. Тут продавщица нерешительно улыбнулась и помогла мне выбрать пистолет. Голубой пластмассовый, очень дальнобойный, сказала она. Но поглядывала она на меня все-таки с некоторой опаской.
Во всяком случае, пистолет сработал. Вскоре мне достаточно было нацелить его в сторону Сафа, и, не дожидаясь, чтобы его ударила струя, он мгновенно прекращал то или иное свое занятие и удирал. Да, вода его манила и чаровала, но не когда била в него с такой силой. Однако я несколько раз ловила его на том, что он с любопытством исследовал пистолет, пока тот лежал на книжной полке под рукой у меня. Наверное, прикидывая, не сумеет ли он сам им воспользоваться, но, к счастью, на это он способен не был.
На самом-то деле кошки были очень привязаны друг к другу. Первоначально, подружившись, они спали вместе на одеяльце Шани, постеленном в большом кресле в гостиной. Однако Сафра, лишившись сиреневых полотенец, принялся отгрызать уголки от одеяльца, глубокой ночью стаскивая его на каминный коврик, чтобы было удобнее этим заниматься, а Шани страдальчески пристраивалась на ручке кресла, где утром я ее и находила с мученическим выражением на мордочке: опять я всю ночь глаз сомкнуть не могла. А потому я заменила одеяльце на уютоложе, поставила его на каминный коврик (по понятным причинам не положив в него одеяла), и они блаженно спали на внутренней мохнатой обивке. Во всяком случае, так мне казалось.
Пока как-то ночью меня не разбудили душераздирающие вопли. Узнав голос Шани и прикидывая, какая катастрофа стряслась на этот раз, я кинулась вниз и увидела, что уютоложе почти скрылось под другим креслом, а Шани восседает на единственном еще видимом углу, пока Саф под креслом тянет, пятясь, уютоложе на себя, впившись зубами в противоположный угол.
Это что же он такое делает? С этим возгласом я подхватила Шани на руки, а ответ на свой вопрос получила, поглядев на уютоложе. Вместо одеяла он изгрыз обивку, а теперь, видимо, намеревался спрятать уютоложе целиком для дальнейшего поедания, нисколько не заботясь о том, как сильно он расстраивает Шани, хотя, возможно, это служило еще одной побудительной причиной. Я выдворила их обоих в прихожую, закрыла дверь гостиной, а потом забрала их к себе в кровать. Уж лучше, чтобы они оставались у меня на глазах, решила я. Они свернулись на пуховом одеяле в комбинированный шар, прильнув к моей спине, и уснули. Ну почему я не додумалась до этого раньше?