Я пошла назад в Долину, думая, что, во всяком случае, получила недельную передышку. Миссис Бинни не будет пока допекать меня разговорами о переезде. Но жизнь в деревне – это жизнь в деревне, и на меня напала мисс Уэллингтон. Она тоже не поехала на экскурсию. Подобное не было в стиле мисс Уэллингтон. Ну, она разглядела каноэ на лужайке с вершины холма и спросила Фреда Ферри, не знает ли он, почему оно там, – он все еще выкашивал траву у коттеджа Лилии и заходил за платой к мисс Уэллингтон, а его хлебом не корми, дай кому-нибудь втереть очки, а уж мисс Уэллингтон тем более. Да неужто она не слышала? Я собираюсь проплыть вокруг света. И кошек с собой беру, добавил он на закуску.
Идею он, видимо, почерпнул из газетных сообщений о человеке, намеревавшемся переплыть Атлантический океан в бочке. Из этого плана ничего не вышло – ему помешали власти, но мисс Уэллингтон, без сомнения, тоже читала про него, а потому ей показалось очень даже вероятным, что я замышляю подобную же глупость.
И она спустилась с холма в день, когда «Дружеские руки» отбыли в Эдинбург, и, как назло, я, расстелив парус на траве, чистила его, а кошки составляли мне компанию, усевшись в каноэ так, словно уже приготовились к отплытию. Прежде другие наши кошки тоже посиживали в каноэ, когда его водворяли на лужайку для чистки. Сиамы всегда сгорают от желания приобщиться к происходящему. И было бы куда более удивительно, если бы они в каноэ не забрались.
Но мисс Уэллингтон влетела в калитку, обвила руками мою шею и залилась слезами, так что Шани стремглав умчалась в коттедж. Саф остался на месте и приветствовал ее пронзительным «уа-а-а-ах!», но мисс Уэллингтон занимало совсем другое.
– Не делайте этого! – умоляюще прорыдала она. – Вы не должны! Подумайте о бедных кошечках.
– Но чего не делать? – спросила я. – Парусам не повредит, если их почистить.
Тут все и выяснилось. Что сказал Фред Ферри. И что сообщила ей миссис Бинни о надеждах Берта на мой коттедж. Ну и ведь я всегда была готова отправиться на поиски приключений. Ездили же мы с Чарльзом в Скалистые горы разыскивать гризли! Но теперь, когда его нет, мне не следует проделывать подобное в одиночку. Ему бы это не понравилось.
Я положила конец всем ее опасениям. Заверила, что никуда не собираюсь уезжать. Однако едва я продала каноэ – в субботу я дала о нем объявление в газету, и в понедельник его уже купили (покупатель намеревался плавать в нем с сыном по сомерсетским каналам, как прежде мы с Чарльзом, и лучшей судьбы я ему не пожелала бы), – так вот, едва я его продала и оно унеслось вверх по дороге на крыше машины его нового владельца, а на его корме развевалась желтая габаритная лента, как мисс Уэллингтон затрусила вниз по склону заглянуть через калитку и удостовериться, что я никуда не делась.
На той же неделе, как-то утром, когда я прогуливала кошек в саду, появился толстячок, который уже довольно давно совершал прогулки по лесу в Долине. Он всегда останавливался поболтать со мной и повосхищаться кошками. Ему нравится работать в саду, а кошек он очень любит, неизменно сообщал он мне, а Шани столь же неизменно с ворчанием улепетывала в коттедж, Сафра же, припав к земле, подозрительно ел его глазами и говорил, что не верит ни единому его слову.
Он был низеньким, напыщенным – еще один мистер Тутинг. На меня он наводил зевоту, но он непременно останавливался и заводил разговор. В деревне он поселился относительно недавно в одном из бунгало Фейрвью. Он вдовец, поспешил он поставить меня в известность. В это утро он некоторое время следил, как я порхаю следом за Сафом – тут срежу увядшую розу, там выдерну сорняк, держа крюк наготове, чтобы сразу же зацепить Грозу, если он попытается удрать.
– Вам здесь нужен мужчина, – внезапно заявил толстячок, доверительно наклоняясь над калиткой.
Я чуть не выпрыгнула из резиновых сапог. Так мне не суждено обрести хоть немножко покоя? Миссис Бинни. Мисс Уэллингтон. И вот теперь еще и он! А мне не был нужен никто, кроме моего высокого красавца Чарльза. Не был и не будет никогда. И я правда надеялась, что он ждет меня где-то за кулисами.
Возможно, я неверно поняла намерения моего собеседника, но у меня не было ни малейшего желания рисковать. И я меньше всего хотела прослыть второй миссис Бинни.
– Я только что нашла себе человека для всяких работ, – ответила я ему ледяным тоном.
Он постоял, постоял и удалился по дороге. Больше он никогда мимо не проходил.
Но я ему не солгала. Звали этого умельца Билл. Он работал на «скорой помощи», а в свободное время занимался мелким ремонтом. Жил он в десяти минутах езды на машине, и мне его рекомендовали друзья, заверив, что работает он очень хорошо и быстро – не то что мистер Пейнтинг, жуткий старикашка, который, когда я прибегала к его услугам, растягивал любую работу до предела. Билл не заламывал немыслимую цену, ему искренне нравилось помогать людям. Вот только одно, предупредили мои друзья. Ни в коем случае не позволяйте ему ничего красить внутри. Он разделывается с такой работой со скоростью звука и, например, крася дверь, никогда не застилает пол хотя бы газетами. А просто лихорадочно красит, брызгая краской во все стороны, а затем в безмятежной забывчивости наступает на еще сырые пятна.
Я запомнила. Он многое для меня делал, но в доме я работать его не допускала. Впрочем, и вне дома стремительность его превосходила всякое вероятие. Какая бы работа ему ни предстояла, он устремлялся вниз по склону, словно по неотложному вызову, выпрыгивал из машины, заарканивал меня в помощницы, минуту-другую спустя уже лихорадочно трудился, часто даже не дав мне переобуться. В первый раз он явился ко мне на выручку, когда с конька крыши коттеджа свалилась подгнившая облицовочная доска и в стене под ней я обнаружила трещину.
Я вызвала каменщика. Он покачал головой и сказал, что работка будет та еще. Ему придется пригласить своего шурина, кровельщика, но он и сам может объяснить мне, что надо будет снять ряд черепиц, сменить деревянные опоры, снять сточную трубу в ванной, чтобы определить глубину трещины, заделать ее и заново побелить стену.
– И во сколько это обойдется? – спросила я, опасаясь худшего.
Точно определить трудно, ответил он. Фунтов пятьсот. А то и больше. Ведь взять напрокат леса стоит дорого.
– Леса? – повторила я. – А нельзя ограничиться приставной лестницей?
– Никак, – ответствовал он, – Оранжерея-то к стене пристроена. Ну леса и нужны, чтобы оберечь стеклянную крышу. А без этого туда никто не полезет.
Вот тут-то я и обратилась к моим друзьям, а они при мне позвонили Биллу. Он обещал заехать на следующий вечер. Я вернулась домой, и не прошло и получаса, как подъехал он: до ужина время осталось, объяснил он, так чего откладывать-то?
– За субботу с воскресеньем сделаю, – сказал он, оглядывая повреждения. – Досточки накрыть стекло найдутся?
Оранжерею строил Чарльз по собственному плану: стены, передняя и задняя, из камня, а между ними – стеклянная крыша. Через дорогу в бывшей конюшне Аннабели лежало пять длинных широких досок трехдюймовой толщины. Когда их уложили на стены, они образовали над стеклом надежный помост. Чарльз, всегда строго соблюдавший правила безопасности, в свое время с полным спокойствием ставил на этот помост лестницу, когда сам красил стену дома. Вот почему я возмутилась, когда каменщик заговорил о лесах.
