В давние дни, когда Аннабель была молода, мисс Уэллингтон настойчиво уговаривала нас позволить бедной девочке обзавестись осленком. Всякий раз, когда она отправлялась погостить к своей подруге в Девонширском приморском городке, мы получали от нее открытки, на которых ослицы со своими мохнатыми отпрысками прогуливались по пляжу, а поперек них размашистая надпись гласила: «Когда-нибудь – это?» Мамаша Уэллингтон опять за свое, сообщал почтальон, доставляя нам эти курортные весточки. А когда мы решили-таки получить осленка… Веселая эта вышла история с ее талией (то есть Аннабели) обхватом в пятьдесят четыре дюйма! Хлопнулась как-то посреди дороги, заявив нам, что Больше Не Может Сделать Ни шагу – она же В Положении! И не желала разминаться, и продержала нас три месяца на горячих угольях, пока мы ждали запоздавшего разрешения, хотя вовсе не была беременна. Так многие люди считали, что нас принудила мисс Уэллингтон, хотя мы просто надеялись, что Аннабель обзаведется малышом.
И теперь, когда миссис Бинни была занята тем, что высматривала из-за занавесок мистера Тутинга, к калитке начала являться мисс Уэллингтон, стоило мне высунуть нос наружу, и сообщала мне, какая прелестная кошечка милочка Шантун, и какая очаровательная из нее выйдет мать, и каким чудесным обществом будут для меня котята.
Я вспомнила единственных котят, которых нам подарила Саджи, – Соломона, Шебу и двух голубеньких мальчиков. Под предводительством Соломона, самоназначившего себя их атаманом, они в те давно прошедшие дни терроризировали всю Долину. Играли в салочки вокруг труб на крыше, потому что тогда мы еще не перестроили коттедж, и со склона холма за ним можно было прыгнуть на покатую крышу одноэтажной кухни и помчаться маленьким конным отрядом шерифа к ее коньку.
Мне вспомнилось, как Соломон, неспособный взобраться на дерево выше чем на фут, хотя он и считал себя первым во всем, как-то чисто по инерции взлетел на сливу у калитки и свалился на голову священника, который с тех пор, намереваясь нанести нам визит, останавливался в нескольких шагах от калитки, вытягивал шею и всматривался в крону, проверяя, не сидит ли там в засаде Вельзевул, как он его называл. И та же сила инерции помогла Соломону взобраться на сосну у вершины холма, когда за ним погналась собака. До Самой Вершины, наставляла их Саджи, ну он и добрался до самой вершины, откуда его пришлось снимать пожарным. Он увенчивал макушку, точно звезда – рождественскую елку, и орал на всю Долину, взывая о помощи. А вся их компания прогрызала дыры в носках и одеялах, дралась, падала в бочки с дождевой водой и в свои миски, постоянно требуя «Еще», точно взвод Оливеров Твистов.
Нет, второй раз я такого не выдержу, сказала я. Тем более одна. И как же я потом расстанусь с котятами? Ведь именно это было главной причиной, почему мы тогда решили больше котятами не обзаводиться. Какой мучительной была разлука с Голубыми Мальчиками, и как мы почувствовали себя убийцами от того, что не оставили их себе вместе с Соломоном и Шебой, а один из них попал под машину. И ведь Шани не ограничится одним-двумя, с которыми я могла бы не расставаться. С моим счастьем она родит их восемь, если не больше, и все они будут хором стрекотать, чуть я сяду за машинку, так что я неминуемо свихнусь.
А потому в шесть месяцев она была стерилизована. И если не считать того, что мисс Уэллингтон несколько недель со мной не разговаривала, а Сесс зашипел на Шани, когда она вернулась от ветеринара, – от нее Разит, заявил он. (На следующий день, так как она чувствовала себя великолепно, я посадила их в вольеру, чтобы они погрелись на солнышке, но тут налетел внезапный летний ливень, и когда я проходила мимо, направляясь в гараж, то Шани не увидела – несомненно, она уютно устроилась в их домике, который любила, зато Сесс сидел под хлещущим дождем, объявляя, что он Внутрь Не Пойдет, от нее Разит, и больше он никогда рядом с ней спать не будет.) Так, если не считать одной-двух невзгод вроде этих, в коттедже царили мир и благодать.
Глава четвертая
Длились они недолго. Мисс Уэллингтон приютила семейство голубей, от которых отказался кто-то в соседней деревне, и вновь вершина холма превратилась в бедлам.
Увидев выкрашенный розовой краской коттедж с замшелой крышей, частый переплет его окон, сад, полный лаванды, шпорника и роз, а посреди них старую даму в соломенной шляпке с белой горлицей на руке, почти всякий случайный прохожий сказал бы, что они – истинное воплощение сельской Англии. Увы! Да, сад мисс Уэллингтон, бесспорно, выглядел именно так, а ее шляпка с цветами вносила необходимый штрих, создавая атмосферу милой старины, беда была в том, что ее коттедж выходил прямо на дорогу, а голубятню она поместила между окнами спальни, обращенными туда же. Птицы освоились с новым жилищем мгновенно, однако вместо того чтобы любовно спархивать на ее руку среди шпорника, они проводили почти все свое время, расхаживая по дороге, поклевывая гравий и мешая людям ездить по ней.
Совершенно очевидно, что там, где они жили раньше, дороги рядом не имелось, и им были неведомы опасности. Они просто сновали по ней, играя в игру «Кто Боится», когда подъезжали машины. Практически всякий раз, когда я отправлялась в деревню, мне приходилось вылезать вспугивать их, а затем прыгать на сиденье, чтобы успеть проехать, пока они снова не опустились на дорогу. А однажды я увидела, как развозчик угля стоял перед своим грузовиком и яростно махал на них мешком, а мисс Уэллингтон верещала, повышая и понижая тон, что у него Нет Души, абсолютно Нет Души, и теперь она будет покупать уголь у кого-нибудь другого, на что oн ответил «подумаешь, напугала», а голуби знай себе прогуливались перед грузовиком. Кульминация наступила, когда в одно прекрасное утро миссис Бинни проходила мимо и остановилась, чтобы осведомиться у мисс Уэллингтон:
– Так чего с ними-то будет, а?
Это был один из ее обычных зачинов, всего лишь предлог, чтобы завязать разговор. Фред Ферри, проживающий напротив мисс Уэллингтон, как раз стоял, положив локти на верх своей калитки, и тут же заорал:
– А пирог с голубятиной! – И так громко заржал над своей шуточкой, что вспугнул голубей, они, трепеща крыльями, взмыли в воздух и унеслись в голубятню, но в спешке кто-то из них слегка попачкал фиолетовую прическу миссис Бинни.
Фред Ферри хлопнул себя по колену и чуть не повалился на землю от хохота, а миссис Бинни выкрикнула слова, которые, безусловно, подхватила не в Материнском союзе, и мисс Уэллингтон сказала, что женщина, способная пользоваться подобными выражениями, меньше всего истинная леди, после чего миссис Бинни удалилась, оскорбленная до глубины души.
В тот же день, когда коттедж на вершине холма утопал в золоте заходящего солнца, а голуби вновь бродили по дороге, из-за угла «Розы и короны» выехала машина и медленно проследовала мимо фермы – так медленно, что еле ползла. Когда она поравнялась с коттеджем мисс Уэллингтон, из окошка высунулась рука и швырнула что-то на дорогу впереди.
Раздалось громовое «бу-у-ум!», голуби взмыли кто куда, машина покатила вниз по склону, а внизу – там, где я выглядывала в окно, недоумевая, что произошло, – развернулась и неторопливо двинулась обратно. Когда она проезжала мимо коттеджа мисс Уэллингтон, ни единого голубя на дороге не было. Фред Ферри сообщил, что они еще кружили в небе. Все остались целы и невредимы. Видимо, это была просто шутиха. Однако все обитатели коттеджей поблизости выскочили из дверей и успели узнать и машину, и ее водителя. Как я слышала, вечером в «Розе и короне» все наперебой угощали пивом Берта Бинни. И в следующий вечер, и в следующий, потому что с этих пор голуби начали уважать машины и уступать им дорогу. Мисс Уэллингтон была вне себя, но сделать ничего не могла, только, встречая миссис Бинни в деревне, проходила мимо, гордо вздернув голову, как вздергивала голову миссис Бинни, едва завидя мисс Уэллингтон. Два сапога – пара, сказал старик Адамс.
