Она тревожилась из-за отопления церкви. Она тревожилась из-за того, к чему идет мир. Она очень тревожилась за нынешнюю молодежь. Это началось с тех пор, как она увидела по телевизору, на что они способны, а теперь – и потому-то она еще не впала в истерику из-за нашего намерения отправиться на поиски гризли – рядом с ней поселилась молодая, сугубо современная пара, и она тревожилась больше, чем когда-либо.
В глубоком убеждении, что все бородатые молодые люди полны зловещих намерений, а цветастые платья и бусы – признак легкомыслия молодых женщин, мисс Уэллингтон чуть не упала в обморок, когда увидела, как Бэннеты осматривают «Розовый коттедж». Эрн Бигс, соперник старика Адамса, когда в деревне у кого-то находилась работа для умелых рук, в тот момент трудился в огороде по соседству, и согласно его свидетельству она тут же удалилась в дом и заиграла на рояле духовные гимны. «О Бог, наш оплот в былые времена», – сказал он. Для того ли, чтобы отпугнуть их или в надежде заручиться небесной защитой, осталось неизвестным. Но так ли, эдак ли – толку от гимнов никакого не было: Бэннеты коттедж купили. Мисс Уэллингтон трепетно порхала по деревне в предвкушении худшего – коттедж превратится в гнездо хиппи, и не успеем мы оглянуться, как на выгоне будет устроен поп-фестиваль… А за неделю до их переезда все вообще насмерть перепугались.
То есть все, кроме нас с Чарльзом. Мы возвращались домой из города часов в десять вечера, свернули на перекрестке за «Розу и корону» и на момент тоже поддались панике, увидев, что «Розовый коттедж» залит прожекторным светом и из него несется оглушительная музыка – что-то вроде африканских барабанов. Однако едва мы проехали мимо, все встало на свои места.
Бэннеты показывали коттедж еще одной паре. (Родителям Лиз Бэннет, как выяснилось позднее.) Светозвуковой эффект явился результатом того, что они включили мощные лампы, которыми строители пользовались для работ в темных помещениях с низкими потолками. Днем, когда трудились строители, свет в глаза не бросался, но ночью незанавешенные окна били лучами, как Эддистоунский маяк. Затем, проезжая мимо в машине с опущенными стеклами (соседями мы интересуемся не меньше, чем все остальные), мы установили, что гремит Бетховен – возможно, по радио передавали концерт, а столь далеко звуки разносились потому, что дверь была распахнута – Бэннеты и их гости собрались уезжать, и Тим Бэннет уже гасил свет.
Однако в деревне распространилась другая версия.
– Ну и вечеринку же закатили вчера в «Розовом коттедже», – сообщил нам старик Адамс, когда принес нам порея.
– Свет жгли ну прямо как в лондонской пивной, – объявил Фред Ферри, когда мы повстречались на дороге.
Насколько мне известно, завсегдатаем лондонских пивных Фред никогда не был, зато он любит броские сравнения.
– Они там пили и такое вытворяли! – сообщал Эрн всем встречным.
Так он интерпретировал «лондонскую пивную» Фреда. Сам Эрн проживает в соседней деревне и лично ничего не видел.
Если бы мисс Уэллингтон услышала Бетховена, наверное, ее взгляд на будущих соседей заметно смягчился бы. Мисс Уэллингтон свято верует в культуру. Но она как раз уехала на пару дней в гости к брату и о случившемся узнала по возвращении из уст старика Адамса. Естественно, при поддержке Фреда Ферри и Эрна Бигса, которые очутились у ее калитки со всей быстротой, какую позволяли их сапоги. Мы такие добрые, сказала она нам, когда мы попытались изложить ей свою версию. Она понимает, что мы хотим ее утешить. Однако она не хуже нас знает, что такое современная молодежь. И ее ничто, ничто не удивит.
Мисс Уэллингтон всегда готова ко всему. Совсем недавно машину одного нашего соседа на повороте у церкви ударила другая машина, выскочившая на встречную полосу. Мисс Уэллингтон на это заметила, что в наши дни небезопасно выходить из дома, не приняв ванны. А когда я выразила недоумение, мисс Уэллингтон объяснила: «На случай, если вы окажетесь в больнице с травмами. Ведь неприятно попасть туда грязной, не правда ли?»
Предположительно, принимая ванну и с минуты на минуту ожидая начала соседских оргий, мисс Уэллингтон была в это лето чрезвычайно занята. Она блистала своим отсутствием во время наших приготовлений к сафари, что, пожалуй, было к лучшему. Нам только ее не хватало, чтобы окончательно полезть на стенку, – ведь она и дня не пропустила бы.
Столько надо было сделать, и столько людей втолковывало нам, как именно это надо делать! Для начала – починка ворот гаража. Вернее, одной створки – деревянной рамы, обитой тяжелыми металлическими листами. За долгие годы один столб подгнил, створка осела, и ежевечерне Чарльз тянул ее на место под ужасающий визгливый звук, а старик Адамс из месяца в месяц твердил, что надо бы нам привести ворота в порядок, а не то мы с ними наплачемся. Что, собственно, и произошло. Не только створка сорвалась с верхней петли, но в результате постоянного царапанья об пол от рамы отошла металлическая обшивка и погнулась вдобавок, и Чарльз заявил, что мы не можем уехать в Канаду, бросив ворота в таком виде.
Но почему, собственно, не можем, спрашивала я себя. Мы же оставляли их в таком виде всякий раз, когда уезжали, – подпирали лопатой, чтобы створка не рухнула, и никто еще ее не похитил. Да и в любом случае за ней скрывались только наша старенькая машина, шестнадцатифутовое каноэ (все наши соседи до единого сразу бы их опознали, если бы кто-то на них покусился) и куча всякого хлама, не нужного никому, кроме Чарльза. И даже он, иной раз казалось мне, вряд ли был способен найти применение для фотографии его тетушки Этель в юности с теннисной ракеткой в руке или для стремянки без ступенек.
Однако Чарльз придерживался иного мнения, и вот уже вторую неделю он заменял гнилой столб на новый, выправлял молотком металлические листы, сколачивал новую раму для створки, каждое утро укладывая створку перед гаражом, чтобы легче было работать, и каждый вечер водворял ее на место.
Наши менторы, естественно, были в своей стихии.
– Говорили же тебе, что давно надо было починить их, – десять раз на дню повторял старик Адамс то мне, то Чарльзу.
– Все еще плот, значит, сколачиваешь? – ежедневно острил Фред Ферри, намекая, как мы поплывем в Канаду.
– Дал бы ты мне докончить, – с надеждой настаивал Эрн Бигс, на что старик Адамс указывал, что со створкой, уж конечно, будет покончено, если Эрн Бигс пройдется по ней молотком.
Но в конце концов работа была завершена – безупречно, как все, что делает Чарльз, хотя времени у него на это уходит многовато. После чего он створку покрасил – все в том же горизонтальном положении перед гаражом, а так как краска не высохла, в первый раз мы не закрыли гараж на ночь и утром обнаружили там гостей.
Мы их заметили еще накануне. Две измученные ласточки устроились отдохнуть на нашем телефонном проводе после тысячемильного перелета из Африки – знак наступления лета.
– Молоденькие! – заметил Чарльз. – Возможно, вылупились на ферме в прошлом году.
И, подивившись гигантскому расстоянию, которое они преодолели, и инстинкту, приведшему их выводить птенцов в этом тихом уголке Англии, где они сами увидели свет, мы вздохнули. Они же просто отдыхают. У нас они не останутся. В Долине ласточек не было. На ферме у вершины холма – да, они гнездились много лет в амбаре. А в Долине единственным подходящим строением была конюшня Аннабель, но ее крыша была для них, видимо, слишком низка.
