Шесть дней полного отсутствия. Мы не могли придумать, где она могла быть. Определенно она не могла думать о гнезде, так как очевидно, что вернулась навсегда. Она ходила за мной по саду, выискивая свое зерно, и весь день болталась у дверей кухни. Мы кормили ее лакомыми кусочками, пока они практически не начали лезть у нее из ушей, а кошки сидели на окне и наблюдали за ней. На лужайке Аннабель ела яблоки, морковь и рождественский пудинг и тоже самодовольно за ней наблюдала.
«Значит, вы ее не съели?» – крикнул Фред Ферри, проходя мимо в середине дня. Шапка его была украшена веточкой остролиста, но зачем в рождественский день на плече у него красовался его извечный мешок… Чарльз сказал, что, вероятно, он подхватил его машинально – мол, без него он чувствует себя не в своей тарелке; какой бы ни был день, ему просто необходимо побродить по холмам. Лично я в этом сомневалась… Затем я вспомнила, как ошибалась, подозревая Фреда в похищении Филлис.
«С Рождеством!» – крикнула я ему вслед, когда он поднимался по холму. Бедный Фред. Он чуть не упал на месте.
Я была не права, однако, сказав, что теперь мы снова были единым целым: мы с Чарльзом, Аннабель, кошки и Филлис. Несколько дней спустя появился огромный фазан – самый шикарный из всех нами виденных – и начал важно обхаживать маленькую курочку на склоне холма за коттеджем. Во двор он заходить не отваживался. Когда мы разбрасывали корм и Филлис, хлопая крыльями, за ним спускалась, фазан оставался на месте и выглядел встревоженным.
Так вот, значит, где она была в течение тех дней, что отсутствовала, сказали мы. Флиртовала наверху, в лесу. Определенно она подцепила себе красивого мужа, и мы были несказанно польщены, что привела его к нам. Останутся ли они вместе на время гнездования? Мы не очень разбирались в фазаньих обычаях, о них очень мало написано в птичьих книгах, но было бы славно, подумали мы, если бы остались.
Мы представляли, как они приводят вниз свой выводок, чтобы нам показать. Как Филипп – так мы окрестили фазана – украшает собой нашу лужайку. При ближайшем рассмотрении он выглядел не хуже любого павлина. Его отливающая медью спинка через оттенки золотого переходила в блестящую зеленую головку, грудка была золотой с черными крапинками, хвост волочился сзади, как шлейф. У него были алые сережки, два хохолка из перышек, которые торчали на голове, как уши… Ей-богу, он был шикарный парень, прямо скажем, не лишенный экзотики. И как это бесцветной маленькой Филлис удалось его привлечь? Она, должно быть, рассказала ему о кукурузе, заметил Чарльз. Да и вообще, смотрела ли я в последнее время на Филлис как следует? Я пригляделась. Боже правый, она выросла еще больше даже с тех пор, как Фред отпускал по поводу нее свои комментарии – и ее шубка тоже была красивой. Вероятно, в результате нашей кормежки. Из унылой бродяжки Филлис превратилась в весьма желанную молодую фазанью даму.
Но при этом она все равно была мельче, чем следующая птица, что пришла знакомиться с нами, – еще одна фазаниха, которую Чарльз окрестил Мейзи. «Она выглядит так, – сказал он, – словно тоже намеревается здесь обосноваться, так что почему бы нам и ей не дать какое-нибудь имя?»
Либо фазаньи курочки более доверчивы, чем петухи, либо они более бесстрастны во время сезона размножения. Так или иначе, хотя Мейзи никогда не была такой ручной, как Филлис (она с опаской отступала, когда мы подходили к ней слишком близко, и никогда не смотрела прямо на нас, в то время как Филлис, похоже, умела заранее предугадать наши шаги, уставившись нам прямо в глаза), она с самого момента своего появления приходила во двор кормиться. В отличие от Филиппа, который великолепный, как флюгер работы Фаберже, пусть и величественно, но с тревогой взбирался вверх по холму, тщательно соблюдая дистанцию.
«Были ли Филлис и Мейзи его гаремом?» – спрашивали мы себя. Но нет, предстояло появиться еще одной птице.
Однажды днем, видя, как Мейзи бродит одна по двору (присутствие Филлис в эти дни было совсем не таким постоянным), я дала ей кукурузы и, вернувшись в дом, услышала весьма странный булькающий звук. Это не было обычное фазанье кудахтанье, поэтому, задаваясь вопросом, не стало ли ей плохо, я подошла к окну, чтобы взглянуть. Сесс, конечно, был уже на подоконнике. В последнее время он проводил большую часть времени, молча разглядывая фазанов из окна, с неким зловещим выражением, но фазаны не обращали на него никакого внимания.
«Она подзывает петуха», – сказал Чарльз, подходя взглянуть мне через плечо. Филиппа, подумала я… Старая история… Она собирается увести его у Филлис, пока той нет поблизости. В этот момент и впрямь через стену сада перепорхнул фазан, но это не был красавец Филипп. Этот был желто-оранжевого цвета, поменьше размером и потерял где-то свой хвост – вероятно, его утащила лиса. Он совсем не выглядел подходящей парой для привлекательной Мейзи – примерно так же, как нельзя было заподозрить, что Филипп влюбится в Филлис. Но – нате вам! – фазан (Чарльз немедленно окрестил его Морисом) стал робко клевать вместе с ней кукурузу. Сесс с угрозой глядел на них из окна, но любовь явно не замечала ничего вокруг.
Видя, что Морис ничуть не пострадал, через день-другой Филипп тоже спорхнул вниз со склона холма. Теперь у нас был квартет, который, похоже, нас приручил. Становилось интересно понаблюдать, как будут развиваться события. Тем временем – с момента Рождества прошло уже две недели – на подходе была еще одна необычная история.
Была одна пожилая вдова, которую я буду называть миссис Лей, которая жила от нас милях в двенадцати. Она любила заниматься живописью, и мы познакомились с ней на художественной выставке, которую Чарльз организовал за несколько дней до этого и где она сказала, что читала мои книги. У нее было две кошки – длинношерстая полосатая Белинда и сиамец окраса сил-пойнт по кличке Франц. Она пригласила нас к чаю, чтобы мы могли на них посмотреть. Нам понравилась миссис Лей, поэтому мы приняли приглашение. Белинда была пожилая и благовоспитанная. Двухлетний умница Франц был подвижен, как ртуть. Это было задолго до того, как у нас появился Сесс, но когда он появился, меня сразу поразило, до чего же он похож на Франца. Не просто внешне, хотя у обоих были одинаковые заостренные мордочки и долговязые худые тела. Франц тоже таскал во рту разные вещи и тенью следовал за своей мамой.
Он был дружелюбный кот, но боялся мужчин, поскольку редко их встречал. Единственным исключением был францисканский монах, прикомандированный к местной католической церкви, чьей специальной миссией было навещать пожилых и который часто приходил на чай к миссис Лей. Отец Френсис – Франца назвали в его честь – оказался там в гостях вместе с нами. Он был веселым и общительным бородатым великаном, бывшим инспектором по наблюдению за условно осужденными. Моим самым поразительным воспоминанием об этом чаепитии (стояла зима, и было очень холодно) был образ отца Френсиса, сидящего в кресле у камина в огромных открытых сандалиях без носков, что вызывало во мне дрожь. На коленях, покрытых шерстяной коричневой рясой, он осторожно придерживал одного благословенно теплого сиамца.
Миссис Лей регулярно писала мне после этого, и я пригласила ее посмотреть на нашу банду. Она не любила навязываться, как она это называла, однако приехала. Это было предыдущим летом. Ее привез знакомый, поскольку у нее самой не было машины. Ей очень понравился этот визит. Она все время сидела с Сессом на коленях, высказываясь по поводу его сходства с Францем. Мы сфотографировали ее с нашим котом. Ей очень понравились Шебалу, Аннабель, ей понравился коттедж – но именно Сесс был главным событием. Она привезла ему мячик, который подпрыгивал особенно высоко (такой же есть у Франца, сказала она), и когда он послушно принес его назад и положил у ее ног, счастью миссис Лей не было границ.
