Я позвала Чарльза, и мы перенесли бражника ради его же безопасности на цветочный бордюр, опустив осторожно на лист дельфиниума. Шебалу, понаблюдав за его появлением, не проявляла к нему дальнейшего интереса, но Сесс продолжал рыскать вокруг, преувеличенно вопрошающе обнюхивая воздух, как это ему свойственно. У Сесса самое острое обоняние, какое я когда-либо встречала.
Мы приглядывали за мотыльком. Его крылышки развернулись в течение часа. Сверху они были маскировочно серыми, но я наклонилась и заглянула снизу, и их нижняя сторона все так же имела розовый цвет. Розовый становился слабее по мере высыхания, сослужив свою службу обозначения «ушек» мотылька, когда он, еще слабый, появлялся из своего кокона, убеждая любого потенциального врага в том, что он слон.
Бражник исчез на следующий день. Если бы не Шебалу, мы бы вообще никогда его не заметили. Найдется, вероятно, не так много людей, которые наблюдали бы, как вылупляется винный бражник. Кошки определенно помогали нам лучше почувствовать живую природу. Но… взять их с собой путешествовать в фургоне?
Сесс уладил этот вопрос вместе со своим собственным моментом изучения природы. Снова я была с ними на лужайке. Был вечер, и Сесс, поставив торчком свои большие уши, точно паруса судов на Норфолкских озерах
[48], наблюдал за маленьким участком травы у стены.
К середине лета наша лужайка всегда становится окружена чем-то, напоминающим африканский буш, в тех местах, куда я не могу добраться газонокосилкой, как, например, непосредственно у стены. Мы всегда собираемся срезать края садовыми ножницами, но никогда этого не делаем. Никому из нас не удается выкроить для этого время. В результате трава по краям достигает такого состояния, когда мы говорим, что было бы жалко ее срезать, кошки так любят в ней охотиться. Тогда, конечно, нам приходится следить за кошками более пристально, чтобы они не убивали тех, кого ловят…
У обеих кошек были длинные нейлоновые поводки. В сумерках я не хотела рисковать, отпуская их на волю. Так что когда Сесс внезапно кинулся на кого-то, а затем вышел из травы, неся крохотную землеройку, я в мгновение ока ее отобрала. В случае с Сессом надо просто подхватить его на руки, и он тут же бросает то, что держал. Он держит добычу легонько – у него рот, как у ретривера, добыче надо только извернуться, и она спасена. На сей раз она упала на коротко подстриженную траву посреди лужайки, стремительно кинулась прочь, мгновение пометалась, ища убежища, и, не найдя такового, спряталась в месте подъема подошвы моего резинового сабо. Я надеваю эту обувь, когда беру кошек гулять после дождя, потому что никогда не знаю, когда меня поведут по грязи, а сабо легко надевать и легко стягивать.
Я опустилась на колени, стремясь обеспечить лучшее убежище для землеройки. Не только Сесс вовсю ее искал, но и Шебалу также сновала вокруг. Она как молния, эта кошка. Если ему не удастся, она сама поймает землеройку, как только зверушка выскочит.
– Сесс поймал землеройку! – громко позвала я Чарльза. – Она у меня под галошей.
– Под чем? – спросил Чарльз, бегом прибегая. – Что он еще придумал?
Именно в этот момент меня поразила ужасная мысль. Я стояла на коленях. Если землеройка выйдет из-под моей подошвы, она может полезть вверх прямо по штанине моих свободных брюк! Я поспешно вскочила, распластав мою правую ступню, которую, стоя на коленях, наполовину выдвинула из галоши. И тут же издала вопль.
– В чем дело? – спросил Чарльз.
– Она у меня в галоше!
Так оно и было. Кошки, которых Чарльз оттащил в сторону, взирали вытаращенными глазами, как я, отпрыгнув на лужайку, скинула в траву резиновое сабо и из него выпала крайне рассерженная землеройка.
– Эта землеройка очень сообразительная, – сказал Чарльз.
– Еще какая, – сказала я.
Потом поразмыслила над происшествием и пришла к определенному выводу. Принимая во внимание Шебалу, с ее изучением природы, и землероек Сесса, забирающихся в мои галоши, и его талант к открыванию шкафчиков… В свое время, конечно, мы возьмем их с собой путешествовать. Мне бы хотелось этого всей душой. Но до тех пор, пока мы не научим их вести себя, как нормальные кошки, они будут отправляться под замок в надежное место, к Полин в Бэрроубридж.
Глава тринадцатая
Мы выводили жилой прицеп трижды в то лето, с каждым разом наслаждаясь таким отдыхом все больше и больше. «Мы просто обязаны начать брать с собой кошек», – неустанно говорила я, когда мы с комфортом располагались ночью в своем домике на колесах. Я представляла, как Шебалу лежит, уютно свернувшись, возле меня на кровати; как Сесс удивленно таращится в окно на море; как оба они гоняются, задрав хвосты, вдоль берега, если мы сможем найти пляж без собак.
«Не вижу причины, почему бы нет, – обычно отвечал Чарльз в промежутке между блаженными звуками духовых, несшимися из его магнитофона. – При условии, что мы примем все меры предосторожности». При коих словах моему мысленному взору рисовалась другая картина. Наглухо завинченные окна. Наглухо забитый досками зенитный фонарь. Придется сделать аварийный люк над дверью. Но даже и при этом я так и видела, как, возвращаясь вечером, мы обнаруживаем, что они открыли путь побега через пол. Пожалуй, нам все-таки не стоит принимать поспешных решений, говорила я тогда. Им очень хорошо у Полин. Когда-нибудь, впрочем, когда мы сможем быть уверены, что это безопасно, действительно возьмем их с собой.
В наше второе путешествие мы отправились в Девон. Путешествие прошло гладко. Ничего нет трудного в поездках с жилым прицепом, когда привыкнешь. Мы почти что могли бы взять с собой кошек. Однако об этом не могло быть и речи в нашу третью поездку, когда мы на три недели отправились с нашим фургоном в Корнуолл и часть времени вместе с нами были Луиза и кузина Ди, которые арендовали стационарный жилой фургон недалеко от того места, где стоял наш передвижной. У Ди есть собака по кличке Рози, сущая Немезида для кошек, а что касается Луизы, то ей постоянно требуется присмотр, которого хватило бы на пятьдесят человек. На протяжении того отпуска Луиза постоянно падала.
Дело было не в том, что она стареет, говорила она нам, когда ее поднимали. Начать с того, что она далеко не старая и в любом случае выглядит на двадцать лет моложе. Всему виной была пара стильных туфель, которые она купила и упорно настаивала на том, чтобы их носить.
Когда мы сказали ей, что они опасны для жизни, она стала оправдываться, демонстрируя оксфордскую шнуровку и говоря, что у них фасон, специально предназначенный для ходьбы. Фасон, может, и да, но подошвы для ходьбы были явно не предназначены. У туфель были наборные каблуки, похожие на штабеля лесоматериалов, и Луиза тяжело и неуклюже ступала на них, как в деревянных башмаках. По ее словам, мы жаловались и в прошлом году, когда она носила свои боты. Верно: пока Чарльз, Ди и я ходили в прогулочных туристских ботинках, Луиза носила подбитые флисом зимние башмаки. Они не только выглядели странно на горной тропинке в сентябре, когда еще вовсю порхают бабочки и шпарит корнуольское солнце, но она также несколько раз спотыкалась на этих громоздких копытах, и мы автоматически окружали ее, как полевые игроки в крикетном матче, когда она приближалась к краю утеса.
