Я успокоилась. «Скоро мы их покормим», – сказала я. Луиза сверилась со своими часами. «Без десяти двенадцать, – заметила она. – Как раз пора дать Рыжику провернутую говядину». Следующий момент поставил нас в тупик. «Как умно вы все проделали, – сказала она, – что Рыжик не пропустил ни одной еды».
Глава десятая
Конечно, мы не единственные люди, с которыми происходят странные события. Об этом мне напомнил, когда я собиралась начать эту главу, телефонный звонок от подруги. Сью и ее муж Гордон являются владельцами собаки моей любимой породы, староанглийской овчарки
[43], по кличке Пиквик. У нее также есть бассенджи по кличке Голди и две кошки, которых зовут Макс и Шер-Хан. Когда я сняла телефонную трубку, чтобы ответить на звонок, ее голос звучал прерывисто, и у меня оборвалось сердце, потому что я опасалась услышать скверные новости о моем большом косматом друге. У него была проблема с почками, и хотя последний отчет ветеринара гласил, что Пиквик в настоящее время в лучшей форме, чем был, и может продолжать радовать их до безумия еще долгие годы, но при болезни почек всегда существует балансирование на грани опасности и нельзя быть полностью уверенным.
Все в порядке, хриплым голосом заверила меня Сью. Просто у нее грипп, и она потеряла голос. Она думает, что простудилась, объезжая с Гордоном гаражи в поисках новой машины.
«Новой машины?» – переспросила я, зная, что они недавно потратили круглую сумму на прежнюю. Они вынуждены ее сменить, прокаркала она. Коробка передач перестала работать, плюс множество всего другого. Машина попросту стала ненадежна. И их морозильная камера тоже сломалась, и мастер сказал, что нет смысла ее чинить, поэтому им придется купить новую. Они были в отъезде, когда это случилось, так что все содержимое разморозилось.
Боже, сказала я, как ужасно. Это еще не самое худшее продолжала она. В довершение всего Голди съела соседскую морскую свинку.
Я слушала, едва в силах поверить ушам. Похоже, соседская девочка хотела познакомить свою морскую свинку с Пиквиком. Такой уж эффект производил Пиквик. Пожилые дамы западали на него, люди с угрюмыми лицами ему улыбались – мир наполнен друзьями Пиквика.
Так или иначе, судя по всему, маленькая девочка сказала: «Это Бэзил, Пиквик», и поднесла Бэзила к забору. И пока Пиквик вежливо смотрел на него сквозь свою челку, Бэзил вывернулся у нее из рук, упал в сад, и Голди, охотничья собака бассенджи, проворно свернула Бэзилу шею. Это была ужасающая история, драматизм которой возрастал из-за того факта, что Сью отсутствовала, когда это случилось. Собаки были в саду одни, по другую сторону от высокой изгороди, и Голди, убив бедного Бэзила, не сразу его съела.
Последовала череда великодушных действий – когда соседка Сью, несмотря на то, что произошло, наклонилась над забором, лихорадочно размахивая кухонным полотенцем, чтобы Пиквик не мог подобраться к трупу. Забор был слишком высок, поэтому соседка не могла через него перелезть, она также боялась, что Голди может ее укусить, – но помнила, что Пиквику из-за болезни почек не разрешается есть мясо, так что не было смысла усугублять положение вещей.
Это было весьма любезно с ее стороны, сказала я. Определенно, согласилась Сью. Они, разумеется, купили соседям другую морскую свинку. Впрочем, прямо на следующий день Голди украла кусок свинины – инцидент с морской свинкой явно вскружил ей голову, – и пока Сью, заперев Пиквика в доме из-за его почек, читала ей нотацию, проходивший мимо Макс утащил остаток свинины на дерево, а Шер-Хан присоединился к нему, и они этот кусок съели.
Череда эпизодов, которые собиралась рассказать я, бледнеет в сравнении с этим. Однако все мои происшествия произошли в одно и то же утро, что определенно добавляет драматизма. Это было утро вскоре после возвращения Луизы из Канады, когда я планировала переделать кое-какие домашние дела. Вымыть окна на втором этаже; обработать на машинке швы у юбки, которую шила; и если после этого останется время, начать стричь лужайку.
Я так и поняла, что денек выдался неудачный, когда, просунув руку в открытое окно, чтобы помыть внешние стекла, дотронулась до примыкавшей ставни и она отошла от стены. Я подхватила ее и крикнула Чарльзу. Как, похоже, он подумал, когда пришел, что я на ней раскачивалась. Наши ставни не закрываются. Они чисто декоративные, каждая прикрепляется к стене двумя болтами, и верхний болт попросту выскочил.
Чарльз его обследовал. К счастью, нет нужды снимать ставню, сказал он, но ему бы очень хотелось, чтобы я была аккуратнее. Он принес лестницу, развел немного цемента, зашпаклевал отверстие вокруг болта. Пока цемент схватывался, мы поддерживали ставню веревкой, которую протянули от ножки кровати наружу через окно до водосточной трубы. Хорошо, что я обнаружила эту ставню, заметила я. Что, если бы она свалилась кому-нибудь на голову? Чарльз, явно все еще убежденный, что я на ней раскачивалась, повторил: он надеется, что впредь я буду аккуратнее. У него нет времени постоянно что-нибудь чинить. Он хочет наконец заняться теплицей.
Но он не слишком далеко продвинулся с ней в то утро. Я закончила мыть верхние окна. Больше никаких ставней не отлетало. Я с облегчением достала швейную машину и вставила под лапку шов моей юбки. Прошив каких-то жалких два дюйма, машину заело, а моя юбка оказалась накрепко зажата между неподвижными челюстями.
Я шью очень мало и до сих пор пользуюсь ручной машиной матери Чарльза, которую он умеет разбирать. Ему пришлось это сделать, чтобы вызволить мою юбку, хотя он был этим не очень доволен. «Давно ты ее смазывала? – спросил он. – Неужели женщины никогда не читают инструкций? Ты должна смазывать ее каждые два-три раза, как ее используешь, а не раз в двадцать лет».
Моя бабушка именно так и поступала, и все, что она шила, было у нее перемазано маслом. «Женщины и механизмы! – безнадежно произнес Чарльз. – Теперь можно я вернусь к своей теплице?»
Поскольку ему приходилось подолгу стоять на ногах на приставной лестнице, то Чарльз время от времени давал им отдых. Поэтому он, к счастью, находился в доме с книгой, когда через некоторое время в мою газонокосилку попал камешек. То была не моя вина. Он постоянно выводит на лужайку Аннабель, говоря, что ей нравится именно эта трава. Ей также нравится расковыривать там ямки и кататься в них, потому что лужайка безупречно ровная. Благодаря этому остаются выкинутыми из земли мелкие камешки, которые впоследствии попадают в газонокосилку, и та, будучи электрической, заедает. Обычно я могу устранить неполадку, прежде чем Чарльз появится на горизонте с написанным на лице выражением «Женщины и механизмы», но на сей раз я на долю секунды опоздала выключить мотор, и камешек заклинился так крепко, словно был приварен к механизму.
Плоским камнем из альпинария я легонько, как мне казалось, постучала пару раз по лезвиям газонокосилки. Звук был такой, словно я постучала по наковальне. Надеясь, что Чарльз его не услышал, я отвела газонокосилку под прикрытие гаража и зашагала, мурлыча под нос, мимо окна к угольному сараю. Так же небрежно я через минуту вернулась обратно, неся в руке садовую вилку в качестве отвлекающего момента. Никто, сидя в доме за книгой и бросив взгляд за окно, не мог увидеть отбойного молотка, который я скрывала, прижимая к правой стороне брюк. По крайней мере очень надеялась, что никто не видит.
