– Беспокоитесь о своей пинте эля? – весело осведомился Фред Ферри, притопывая ногами перед входом в паб. Мисс Веллингтон отреагировала на него весьма сухо. Он бы не стал шутить, если бы ему потребовалась «скорая помощь», сказала она. Вероятно, она все еще находилась под впечатлением мысленных картин, как на него обрушивается кладбищенская стена. А как через сугробы пробьется молочник? И страховой агент?
Они и не пробивались. Это мы четыре дня пробивались сквозь сугробы за молоком. Кто-то всегда приносил его мисс Веллингтон. Страховой агент, который объезжал несколько деревень за раз на велосипеде, так припозднился, что не наведывался несколько недель.
Однако мисс Веллингтон продолжала беспокоиться – если не о том, что мы отрезаны от мира, то о том, что вдруг, когда наступит оттепель, ручей разольется. Время от времени, для разнообразия, она отправлялась к кладбищенскому дворику и добирала свою норму беспокойства, волнуясь о нем. Уверен ли Тим, что стена безопасна? Она так переживает за мистера Ферри. Эта бедная капуста, придавленная такой массой снега, – не лучше ли было бы, если бы Тим его расчистил? Эти милые, милые нарциссы, цветущие так храбро под своим покрывалом, – хорошо бы кто-нибудь пришел им на выручку…
Хорошо бы кто-нибудь пришел на выручку ему, заметил однажды Тим, видимо, дойдя до ручки. «Ах! – ответила мисс Веллингтон. – Нам не следует ждать, когда нас спасут. Нам следует выйти и сделать все самим!»
«Тогда помогите мне», – сказал Тим, и не успел опомниться, как она уже отрядила его за угол расчищать сугроб. Она, похоже, никогда не сдавалась. Он мог вполне представить ее машущей войскам, победившим в Битве на полях Авраама
[36].
Ее фамилия была Веллингтон, а не Вольф, но в чем-то он был прав. Мисс Веллингтон никогда не сдавалась. Фред Ферри сказал, что порой ему кажется, что этот парень Беннетт, живя с ней по соседству, почти заслужил этот кладбищенский дворик.
Глава восьмая
Сесс полюбил снег, как только решил, что он безопасен, но чтобы убедиться в этом, ему потребовалось несколько вылазок. После каждого падения он осторожно выбирался и опасливо пробовал поверхность лапой. Она осыпалась. Тогда, вытягивая лапу чуть дальше, постепенно переносил на нее свой вес. Поскольку он был крупным парнем, то лапа утопала в снегу. Он как можно быстрее вытягивал другую. «Будь я проклят, если это не похоже на плавание кролем, – сказал старик Адамс. – Что он собирается изобрести дальше?»
Множество всего. Сесс находил снег волнующим. Даже привыкнув к нему, он по-прежнему пробирался по снегу, будто плыл. В то время как Шебалу, когда мы их выводили, держалась дорожки, протестующе отряхивая лапы при каждом шаге, он бросался в каждый сугроб, словно отважно шлепающий по снегу ретривер. Вернувшись домой воодушевленный, он осматривался, ища, что бы поделать. Вот так и пришел к тому, чтобы учредить свой марафон вокруг дивана, что даже для сиамца было весьма экстравагантно.
Я видела, как Шебалу делала это раз или два. Одна комната широкая и имеет форму буквы L. Она быстрым шагом пересекала ее: из-под стола, вокруг небольшого дивана, обратно через всю комнату и под стол… никогда не бежала, просто шла, хоть и торопливо, но спокойно, словно Белый Кролик из «Алисы в стране чудес».
Мы решили, что она делает это для моциона. Находясь зимой взаперти так подолгу, она, вероятно, считала, что ее лапы нуждаются в разминке. Двух или трех кругов, однако, было для нее достаточно, после чего, сворачиваясь клубочком на стуле, она засыпала. Не то было с Сессом, который, когда перенял идею, кружил вокруг диванчика и стола, как карусель.
Однажды, когда я сосчитала круги, оказалось, что он без остановки обошел вокруг двадцать шесть раз. Чарльз сказал, что это, вероятно, у него бег трусцой. Не так все просто, ответила я. Я полагала, что это еще одна из его необъяснимых причуд.
Определенно так. Мы наблюдали это представление каждый вечер. Снова и снова. Действие выходило за рамки моциона, за рамки простого копирования Шебалу – это можно было определить по выражению его морды. Если он не будет вот так, раз за разом, ходить по кругу, произойдет Нечто Ужасное.
В конце концов это подействовало даже на Чарльза, который сказал, что должен быть какой-то «Трест уходящих в плавание»
[37] для кошек. Он знает одного кота, которому там самое место, пока мы тоже не начали ходить кругами. Но Сесс вскоре развил в себе другую навязчивую причуду и объединил их вместе.
Он стал взбираться на книжный шкаф. Это упражнение он тоже перенял от Шебалу, в отношении которой у меня начали появляться подозрения. Она знала, что Сесс не очень хороший скалолаз. И знала, что у него есть этот пунктик – ее копировать. Итак, каждый вечер без исключения она вспрыгивала на верхнюю полку книжного шкафа и сидела там, выжидательно глядя на него сверху. Выжидала его реакции, которая состояла в том, что он ракетой срывался с кресла или коврика перед камином, как если бы она нажимала какую-то кнопку, и начинал нервничать, желая тоже туда попасть.
Другой бы кот проигнорировал вызов. Притворился бы, что не заметил. В схожих обстоятельствах Соломон отходил в сторону и, чтобы не уронить свою честь, взбирался на что-нибудь более простое – обычно на висящий за дверью халат Чарльза, который был известен как лестница Соломона. Но не Сесс. Из выражения его морды было ясно, что если ему не удастся покорить книжный шкаф, то эта навязчивая идея его одолеет. Поэтому я помогала ему взобраться. Но на этом трудности не кончались. После этого он сидел наверху и беспокоился о том, как бы ему спуститься. Беспокоился молча, как обычно переживая кризис, но вы безошибочно знали, что он сидит там и переживает. С одной стороны, внизу была Шебалу, уже спустившаяся и сидящая опять на коврике перед камином, с интересом глядящая вверх, словно он собирался спрыгнуть с небоскреба. С другой стороны, Сесс то и дело ставил лапу на верхушку торшера и беспокойно вглядывался вниз сквозь абажур. «Не сюда!» – вскрикивала я и вскакивала на стул, чтобы он мог спуститься через мое плечо…
Одной этой канители было довольно для вечера, но уже через несколько минут после выполнения этого трюка его охватывала другая навязчивая идея, и он отправлялся в рейд вокруг диванчика. Если Сесс видел, что мы за ним наблюдаем, то останавливался и затаивался, но стоило нам отвернуться, как он продолжал вновь и вновь, словно на тренажере, нарезать круги. Единственным верным способом нарушить эту рутину было открыть дверь в кухню, через которую он тихо утекал на следующем круге, чтобы посмотреть, нет ли там чего поесть.
