Это бы не помешало. То была самая холодная зима, что случилась у нас за долгие годы, а нам потребовалось две недели, чтобы разгрузить сарай. Мы вытаскивали кирпичи, такие холодные, словно они прибыли с ледника, разрыхляли киркой твердые горы земли, откатывали их в тачке с ледяными ручками, а замерзшие колеса едва вращались. В обычной ситуации мы бы нашли себе множество помощников, но по какой-то причине всех наших соседей словно внезапно разбил паралич. У Тима Беннетта был грипп. У старика Адамса разыгрался артрит – причем обострился после того, как мы сказали нашему соседу о расчистке сарая. Что же касается Фреда Ферри, то, по своему обыкновению, он флегматично протопал мимо в первое же утро. «Что это тут делается?» – осведомился он, останавливаясь, и когда мы ему рассказали, он посмотрел ошеломленно и сказал: «Вот это да! А я думал, вы проводите инвентаризацию». Фред гордится своим тонким чувством юмора. Когда я спросила, не хочет ли он нам помочь, мы заплатим ему по обычной таксе (я предполагала, что юмора у него поубавится), он сказал: «Я посмотрю. Я дам вам знать», – и затопал вверх по холму. Спускался с него, уже хромая. Он сказал, что его больное колено неожиданно вновь разболелось. Оно всегда заболевает, когда Фреду требуется отговорка. Мы поняли, что проиграли.
Так что мы продолжали наш тяжкий труд. Вставали утром и принимались за работу. Наше занятие казалось абсолютно бесконечным. На какой-то стадии Чарльз почти что присоединился к армии хромых в нашей деревне. Мы дошли до слоя, где стояла пружинная кровать. Я предупредила его, что вижу пространство с нижней ее стороны и что пружины, похоже, опираются на какие-то коробки. Он не слушал. Перед моими глазами одна его нога прошла сквозь пружины, и он застрял, словно Долговязый Джон Сильвер. Не будь меня там, чтобы его подхватить, когда он провалился, бог знает что бы могло случиться. А так отделался лишь ободранной лодыжкой – и если вы интересуетесь, какое все это имеет отношение к Ланцелоту, то именно на следующее утро после этого они с Чарльзом ненароком провернули свою губительную операцию.
Когда мы работали над расчисткой сарая, Чарльз всегда запирал двери коттеджа, что было очень правильно. Как он сказал, мы были вне зоны видимости и слышимости. Всякий проходящий мимо посторонний мог войти. Поскольку Чарльз отличается пунктуальностью, задействовано было два ключа: от цилиндрового замка на старой задней двери, которая теперь стала внутренней дверью пристройки, и от обычного замка на новой внешней двери. Следить надо было как раз за внутренней дверью. Надо было не забывать забирать ключ от цилиндрового замка прежде, чем закроешь ее, а не то можно было захлопнуть себя снаружи.
В обычное время этот самый ключ оставался во внутренней двери весь день, но поскольку сейчас один из нас постоянно его вынимал, а мы были умучены тяжелой работой и чувствовали себя как пара угнетенных землекопов, то в то утро, думая, что ключ у меня в кармане, Чарльз захлопнул внутреннюю дверь. У меня же ключа не было. Я просто выходила во двор вытряхнуть скатерть после завтрака. Мы оказались накрепко изолированы от внутренности дома. И в наступившей тишине я вдруг поняла, что слышу, как Ланцелот шумно жует за морозилкой.
Обычно он ужасно громко жевал под холодильником Чарльзов фундук. Весь день он хрустел, как терка для мускатных орехов. Но за морозилкой… не взялся ли он за электрические провода? Если так, то в любой момент может вспыхнуть пожар!
Я крикнула об этом Чарльзу, который пошел в сарай с инструментами за молотком, чтобы разбить окно. Это был единственный способ снова проникнуть в кухню, и Чарльзу он не очень-то нравился. К несчастью, когда я крикнула ему про Ланцелота, он опустил грабли, которые держал в руке, они соскользнули и разбили горку цветочных горшков. Ладно, все равно он не пользовался ими уже сто лет, утешала я, – но Чарльза в это время было уже невозможно утешить. Он зашагал в кухонный тамбур, схватился за угол морозильника… «Смотри не раздави Ланцелота», – сказала я. Чарльз объяснил мне, что бы он хотел сделать с Ланцелотом, но я заметила, что все-таки сдвигает морозильник осторожно.
Когда он сдвинул его наполовину, появился Ланцелот и юркнул за шкафчик. Оказывается, он не жевал провода. Должно быть, он подумывал о смене местожительства. Под морозилкой была свежая горка орехов. Мы собрали их, поставили морозильник на место, выдвинули холодильник, из-под него вымели кучку скорлупок. «Если бы мы вычистили это место для него раньше, он, пожалуй продолжал бы там оставаться, – сказал Чарльз. – Когда он был под холодильником, мы по крайней мере знали, что там происходит».
Чарльз разбил окно. Я забралась внутрь. Мы временно забаррикадировали отверстие буфетом, чтобы кошки не могли выбраться наружу. Вымели с пола стекляшки. Отыскали ключ. Отправились обратно, в свою личную Сибирь, в сарай для прицепа. «Ты когда-нибудь задумывалась, – осведомился Чарльз, – во что только не втравливают нас животные?» Мы бы не задумались о покупке жилого прицепа, если бы не кошки. Не вкалывали бы сейчас как рабы. Если бы не приютили Ланцелота, он бы не вовлек нас в переделку с морозильником. А он, Чарльз, не побил бы цветочные горшки.
Нам также не пришлось бы задействовать пару десятифутовых стоек, чтобы поддерживать крышу сарая, когда обнаружилось, что одна из удерживающих штанг прогнила. Нам не пришлось бы звонить в Государственную комиссию по лесному хозяйству, в панике спрашивая, не могли бы они быстро обеспечить нас подпорной штангой. Увы, у них не было свободных штанг, и сейчас не было свободных людей, чтобы нам такую отпилить. Лесничий спросил, не могли бы мы срубить себе такую сами. Это лучшее, что нам могут предложить в помощь, сказал он. В установленном порядке вышлют нам счет.
Дело почти дошло до этого. Чтобы довершить картину, не хватало только, чтобы мы с Чарльзом сами спилили одну из сосен в лесничестве, а вся деревня смотрела бы на нас, недоумевая, что это, черт возьми, мы делаем. Через полчаса, однако, лесничий перезвонил нам, чтобы сказать, что как раз появились двое его людей. Он прямо сейчас отправит их на это дело. Это будет безопаснее, чем если бы мы стали валить дерево сами – его, как и нас, не особенно воодушевляла такая перспектива. И, собственно говоря, тем временем один сосед предложил нам лишнюю подпорку, которая у него оказалась, и мы ее приняли. Единственный недостаток состоял в том, что я оставила Чарльза, словно Атланта, поддерживать крышу, а сама ринулась отвечать на телефонный звонок.
Наконец сарай был готов. Прицеп въехал туда наполовину, и его немедленно пришлось выводить обратно. Его зенитный фонарь касался поперечной балки, и мы не хотели его сломать. Сейчас, впрочем, оказалось множество рук, желающих нам помочь. Это было похоже на спуск корабля на воду, когда вся тяжелая работа сделана. Пронесся лишь легкий вздох облегчения из толпы наших зрителей, когда Чарльз взобрался на приставную лестницу и подстрогал балку.
Фред Ферри с таким воодушевлением потянул ручку тормоза, что она осталась у него в руке. Он поскользнулся, уронил ручку в наш быстрый ручей и едва не свалился в него сам. Другой сосед, толкавший сзади, воткнулся плечом в окно. К счастью, сам он не пострадал, а, как выразился Чарльз, что такое оконное стекло? Фургон был под крышей. Вот что действительно имело значение. После двухнедельной работы мы могли расслабиться.
