Это сработало. И было абсолютно логично. Даже старик Адамс был вынужден это признать, когда мы все ему объяснили. К несчастью, однако, мы не могли объяснить это всем, и когда Аннабель обнаружила, что из резиновой подошвы получается полезный копательный инструмент… Беда была даже не в том, что она раскапывала им ямки по всей лужайке – из-за кротовых кочек и дренажных канавок наша лужайка в любом случае была безнадежна. Хуже было то, что в этом зелено-оранжевом полосатом ботинке, с натянутой на нем резиновой подошвой, ее видели люди. Можно представить, что они об этом думали. А вот мисс Веллингтон, услышав, что у нас был ветеринар, хотела знать, что он сказал об осленке. «О малыше, – настойчиво вопрошала она. – Вы ведь его спросили, правда ли это?»
По правде говоря, я не спрашивала. Во-первых, я считала, что это нечестно, пригласив ветеринара осмотреть ослиную ногу, заставлять его подтверждать, что ослица беременна. А во-вторых, я и без того была совершенно уверена, что это так. То, как она раздувалась, то, как вела себя… На той самой неделе мы с Дженет восторженно наблюдали, как Аннабель стоит в переулке, а бока ее подпрыгивают, что мы сочли неоспоримым признаком Джулиуса.
Харлер бы подумал, что я сошла с ума, если спрашиваю, правда ли ослица, которая так расширилась, словно под шкурой у нее фижмы, беременна. Так же ответила и Чарльзу, когда он, в свою очередь, вернувшись домой в тот вечер, поинтересовался, почему же я не попросила ветеринара подтвердить ее беременность. Я только сообщила Харлеру, что ослица в положении, дабы удостовериться, что инъекция ей не повредит. Он сказал, нет, не повредит.
Таким образом, это была целиком моя вина – то, что мы до сих пор точно не знали. Уже миновал июль, но никакого Джулиуса не появилось. Август тоже пришел и закончился, но не появилось никакого Августа. Как-то вечером в августе я сидела с ней очень долго в ее стойле, наблюдая, как она за едой вздыхает и переступает с ноги на ногу, и ощупывала ее живот через определенные интервалы времени в поисках признаков шевеления. Нам сказали, что ослице, чтобы произвести на свет осленка, требуется пятьдесят четыре недели – год и две недели – в отличие от одиннадцати месяцев, которые длится беременность у лошади. Год и две недели со времени спаривания исполнялось как раз в тот самый день, и теперь уже имелись отчетливые признаки шевеления. Живот Аннабель подергивался, а сама она раздраженно топала задними ногами всякий раз, как я ее трогала. К полуночи, преисполненная благоговейного ужаса по поводу того, что может принести утро, я вернулась к Чарльзу. «Я ничуть не удивлюсь, если малыш Август появится к утру», – сказала я ему.
Но он не появился. Так же, как с наступлением сентября не появился Септимус. На всякий случай мы откладывали наш отпуск неделю за неделей, но к середине сентября уже полностью потеряли надежду. Переправив Аннабель на ферму, мы уехали отдыхать. Правда, не без сопутствующих событий. Теперь на ноге у нее красовался гипс.
Глава пятнадцатая
Смех, да и только
Дело в том, что она наступила на другой гвоздь. Он не удивлен, сказал мистер Харлер, когда я позвонила ему, чтобы сообщить об этом. Никакая новость о нашей компании его уже не удивит. Полагаю, он бы удивился, расскажи я ему о поведении Аннабель – начиная от поедания йоркширского пудинга и подергивания ее боков и кончая тем, что она до сих пор так и не принесла осленка. Но я воздержалась. Он же, со своей стороны, либо забыл об осленке – решил, что это должно произойти когда-то в будущем, – либо проявлял профессиональный такт. Хотя, если вдуматься, могло ли такое случиться, раз он знал всю историю не хуже нас? Так или иначе, ни один из нас об этом не упомянул.
Нам нет смысла откладывать наш отпуск – вот все, что он сказал. Он и его ассистенты присмотрят за тем, чтобы с ней все было в порядке. Поэтому новая рана на ее ноге была дренирована и перевязана, а также загипсована, чтобы сохранить повязки сухими, и Аннабель отправилась на ферму, где миссис Перси сказала, что с радостью сделает для бедняжки все, что та пожелает. Раз так, сказала Аннабель, оптимистично складывая губы, она бы хотела хлеба с маслом, который раньше всегда давала ей миссис Перси. И она тут же его получила.
И опять повторилась та же история. Гипсовая повязка имела вполне логичное объяснение, но оно было совершенно неизвестно зевакам, наблюдавшим маленькую толстую ослицу, которая взбиралась на холм с видом Раненой Ослиной Героини, захваченной в плен.
К тому времени, как мы вернулись, повязки сняли, нога ее совершенно исцелилась, а наше имя было притчей среди тех, кто, все еще находясь под впечатлением, что она ждет осленка, решил, что ей пришлось носить гипс, чтобы поддерживать растущий вес… Бедняжечка, сказал один из сочувствующих. На что Аннабель фыркнула, томно соглашаясь… мы-то уехали, бессердечно ее бросив.
Время опровергло все эти домыслы. Недели бежали, никакой осленок не появлялся, а Аннабель оставалась все такой же раздутой и пухлой. Впрочем, в такую уж жизненную полосу мы попали. Точно так же не везло в тот период Дагганам. По одну сторону от них яхта была уже почти достроена, стук молотка давно прекратился, все восхищались нарядным маленьким судном, которое весело возвышалось на подъездной дорожке, и Алан теперь беспокоился, как бы кто-то не захотел его купить, ведь тогда Футы начали бы судостроительство заново. По другую сторону бульдозер хоть и замолчал, но теперь строители выжигали подлесок, и Дагганы жестоко страдали от костров.
И не только из-за дыма. Алан клялся, что однажды днем он и его жена Керри сидели на своей лужайке, используемой для загорания, когда туда на большой скорости приползла четырехфутовой длины гадюка. «Точно, гадюка», – настаивал он, когда мы, усомнившись, спросили, не мог ли это быть уж. Подползла прямо к ним, с задранной головой, и будь он проклят, они были на волосок от опасности, когда вскочил и отогнал ее, не думая, прыгнет она на него или нет. Его гипотеза состояла в том, что гадюку потревожил костер. Она сердито на него зашипела, сказал он, затем подняла хвост и скользнула в альпинарий. Сколько еще отвратительных гадов, хотел бы он знать, может полеживать здесь в засаде?
Пока, насколько мы слышали, больше такого не было. Однако, коль скоро звезда Дагганов испытывала подобное временное затмение, нам следовало было бы сообразить, что не стоит просить их присмотреть за садом во время нашего отсутствия. Поскольку у нас постоянно что-то приключалось, а что не приключалось с нами, похоже, в тот период происходило с ними, это означало бы напрашиваться на неприятности.
И верно. Вернувшись, мы обнаружили, что Керри умудрилась упасть на нашей дорожке и вывихнуть локоть. «Не переживайте, это не ваша вина», – героически повторяла нам Керри. Не то чтобы она бежала и споткнулась, просто как-то раз поставила на землю свою корзинку у двери теплицы, а в следующий момент вдруг растянулась лицом вниз. Не успев переварить это известие, мы тут же услышали новости и об Алане. Он чуть не убился о наше сливовое дерево.
Это было в самый первый день после нашего отъезда, рассказывала Керри. Алан пошел к нам открыть теплицу для помидоров и возле гаража тоже упал. Почему именно упал, она не может себе представить, разве что на него подействовал весь этот дым. Так или иначе, поднявшись, злой (что неудивительно в данных обстоятельствах) и с сильно ссаженным коленом, он на миг забыл, где находится, шагнул прямо под сливовое дерево и с размаху ударился о свисающую ветку, после чего снова повалился, практически в нокаут.
