Наверное, если бы не эта последняя просьба, я бы так и смотрела на него, пребывая в полной прострации. В голове крутилось огромное количество вопросов, но я не знала, за какой хвататься, а тот, что просился на язык первым, задать было страшно. Необходимость дойти до шкафа, снять с вешалки китель и помочь Шелтеру его надеть дала мне немного прийти в себя. Застегивая тугие пуговицы и, соответственно, стоя к генералу очень близко, я едва слышно произнесла:
– У меня много вопросов, но по-настоящему я не понимаю только одно. Как вы можете? Как можете служить Магистру, если он сделал это с вами? На мой взгляд, вы должны хотеть одного: убить его, но вы не хотите. Почему?
Он как-то странно улыбнулся, глядя на меня сверху вниз, и почти так же тихо выдохнул всего одну фразу:
– Потому что это ничего не даст.
В голове словно что-то щелкнуло. Как наяву я снова услышала злой, полный ненависти голос Морана: «Потому что это ничего не даст. Умереть для него слишком легкий выход. Он должен ответить за все, что сделал. Должен видеть, как рушится то, что он построил, и превращается в тлен все, чего он достиг».
Пальцы замерли, не застегнув всего пару пуговиц. Я посмотрела на Шелтера не то с ужасом, не то с восторгом. И по тому, что он снова улыбнулся, поняла: именно это воспоминание он и хотел у меня вызвать. Генерал с самого начала не воспринял мои опасения по поводу Нейба и Морана всерьез, потому что знал наверняка: его подчиненные говорят не о нем. И он в точности знал, о ком шла речь.
Глава 10
Руки сами собой опустились, забыв про последние пуговицы, ноги отказывались держать. Чувствуя на себе взгляд Шелтера, я с трудом добрела до стола, на котором остывал принесенный обед, и опустилась на стул. Глядя только на сцепленные на коленях руки, тихо выдавила:
– Все это… очень неожиданно. Я… Я не знаю, что сказать.
– Ничего не нужно говорить, Мира. Я просто хочу, чтобы ты поняла: это все те самые обстоятельства, которые я упоминал. То, что вынуждает меня выглядеть истинным варнайцем. Еще будучи номерком, я понял, что если ведешь себя не так, как другие, к тебе начинают присматриваться. Это вызывает подозрения, но что еще хуже – ненависть, желание уничтожить.
Генерал несколько секунд стоял на месте, а потом прошел к окну и оказался за моей спиной, как будто ему вдруг стало невыносимо меня видеть.
– Сейчас, конечно, мне проще. Я могу отгородиться ото всех стенами особняков, и о том, что здесь происходит, люди будут знать только с моих слов и слов моих слуг, большинству из которых я полностью доверяю. А тогда вся наша жизнь была на виду. Мы вместе шли в бой, вместе потом получали награду в виде какой-нибудь деревни или города, где нам позволялось творить все, что угодно. Я любил города: там мы разбредались, кто куда, и я мог просто уйти куда-то один. Но в мелких поселениях все видели, кто чем занимается. И то, что я не участвую в насилии над женщинами, быстро замечали. Такое поведение вызывало подозрения. Не берешь свою награду, значит, не чувствуешь себя ее достойным, значит, осуждаешь происходящее. Следовательно, осуждаешь Магистра. Однажды я это отчетливо понял, почувствовал по обращенным на меня взглядам. Тогда я схватил за руку первую попавшуюся девицу, затащил ее в дом, заперся с ней в комнате и велел кричать.
Я удивленно обернулась к нему, но увидела, что он стоит ко мне спиной и смотрит в окно, поэтому снова села прямо. А Шелтер продолжил бесстрастным голосом:
– Она, верно, решила, что я спятил. Спросила: «Как кричать?» Я сказал: «Как кричат другие». А в деревне в тот момент такое творилось, что вспоминать тошно. Не знаю, что она в тот момент подумала, но вместо того, чтобы закричать, в ужасе молчала. Тогда я доходчиво объяснил ей, что, если она сделает, как велю, ее никто не тронет, потому что я не дам. А если будет молчать, то рано или поздно до нее доберутся другие. Нас было больше, чем молодых женщин в той деревне. Это произвело на нее нужное впечатление, и она кричала очень артистично. Мне потом пришлось убить одного из наших. Он не поверил, когда я сказал, что не делю своих женщин с другими. Зато остальные сразу потеряли к той девчонке интерес.
– Вам за это ничего не было? – тихо спросила я, поежившись от неизвестно откуда взявшегося сквозняка. Или это от его слов веяло холодом? – За убийство своего.
– Нет, номерками не особо дорожили. Естественный отбор даже приветствовался: если ты слаб, тебя можно пустить в расход. А если ты позволяешь себя убить, то ты определенно недостаточно силен. Выживали сильнейшие. Взаимную ненависть и конкуренцию между нами даже поощряли, потому что это мешало нам объединиться и, например, вместе сбежать или выступить против офицеров и свободных рядовых.
Я кивнула в знак понимания, хотя мой мозг отказывался это принимать, а Шелтер все равно не мог видеть. Но определенные вещи становились понятнее.
– И теперь вы продолжаете поддерживать имидж обычного варнайского офицера, поэтому купили Арру Холт именно как наложницу. И поэтому не остановили майора Винта, когда он…
– Да, – перебил Шелтер. – Мы с ним приятели еще со времен академии. Он немного младше, но его происхождение куда лучше даже моего купленного. В академии такие, как он сторонились таких, как я, а он отчего-то решил со мной сдружиться. Правда, потом мой стремительный взлет стал его раздражать, но мы все еще… как бы друзья. Чрезмерно бурная реакция с моей стороны смотрелась бы странно. К тому, что я не беру себе наложниц, все уже привыкли. Мне даже удалось превратить это в некое подобие моды среди старших офицеров. С тех пор, как я стал генералом, количество привозимых ими наложниц значительно сократилось. К Магистру это, увы, не относится.
Он замолчал, а потом я услышала тихий, как будто задавленный вздох.
– Если кто-то поймет, что для меня насилие над завоеванными женщинами не вопрос личных… сексуальных пристрастий, а крайне болезненная тема, могут раскопать и остальное. Альтер Шелтер все еще жив и по-прежнему нуждается. Он, конечно, боится гнева Нариэль, но у любого страха есть цена. Если правда обо мне всплывет, то всему конец, как я уже говорил. Поэтому я и доверяю Кераму, как себе. Он знает, кто я на самом деле, но до сих пор не рассказал даже брату. Риталь, конечно, подозревает, что с моим происхождением все не так просто, но в детали не лезет.
– А почему господин Нейб знает, а капитан Моран – нет? – тут же заинтересовалась я.
– Потому что Кераму мне пришлось рассказать. Когда Риталь попросил меня помочь его брату, я встретился с ним и предложил работу. Тот сказал, что скорее отгрызет себе руку, чем станет работать на варнайского генерала. Меня его реакция удивила, ведь он и сам служил в армии. Оказалось, он тоже не совсем варнаец. Он родом из Каримского Магистрата, одного из тех, что добровольно объединились вокруг Варная в самом начале, еще тридцать лет назад. Его родной отец тоже был военным, погиб в одной из ранних кампаний Магистрата. Мать осталась вдовой, почти без средств к существованию. Но ей повезло: она приглянулась майору Морану и понравилась ему настолько, что он позвал ее замуж. Она пошла, родила Риталя. И всю жизнь закрывала глаза на то, как новый муж относится к ее старшему сыну. Только Керам все запоминал и копил ненависть. Как ты понимаешь, такой человек был мне нужен. Я рассказал ему правду о себе, чтобы он присоединился ко мне. И уже через него я выяснил, что у Риталя свои причины не любить Магистра. Там что-то связано с девушкой, но я не знаю подробностей, он не делился. Знаю только, что за своими улыбками он скрывает что-то очень болезненное.
