– Скунс по уши закопался в физику, – ответил Нед, почесывая Оливеру спину бумажным пакетом. – Грир, Ренн и Шепперсон скачут в жестяных шлемах и машут мечами. А Полудурку Филберту Говард сказал, что мы сегодня сюда не идем…
– Почему? – спросила Фенелла.
– Потому что Филберт – псих, – тепло улыбаясь, ответил Говард.
– Но мы вам рады, – любезно сказала Имоджин.
Прозвучало это так снисходительно, что Говард наклонился, заглянул под стол и шепнул Фенелле:
– Это твоя сестра так нас приветствует или намекает, что у меня носки воняют?
– А ты и правда дурак, – припечатала Фенелла.
Нед Дженкинс смущенно проговорил:
– Сейчас еще Джулиан придет. Он забежал к Перри за плюшками.
Шарт, которая как раз включала электрический чайник, обернулась и просияла. Салли поняла, что для нее это хорошая новость.
– Давайте тогда попьем кофе, – предложила Шарт. – Я вроде бы припасла молока, – должно хватить.
– Я тоже захватил сухое молоко, – сказал Нед. – Кстати, а где Салли?
– Ушла к подружке. – Фенелла улыбнулась ему из-под стола. Она была похожа на зеленого гоблина в пещере.
V
Похоже, это был очередной пункт из списка всего, что Салли забыла: что к ним почти каждый вечер приходили в гости мальчишки. Она смотрела, как Имоджин, наступая на штанины, задергивает шторы, хотя еще не стемнело. Не занавесив окна, свет не включали, потому что мальчишки пришли сюда нелегально. Вид и у Неда, и у Уилла был слегка виноватый, и они то и дело переглядывались с усмешкой, будто заговорщики, пока Шарт размешивала кофе в кружках, а Фенелла с большим достоинством вылезала из-под стола. Все расселись за столом с кружками.
Теперь Салли понимала, чьи были рисунки, подписанные «У. Г.» и «Н». Звездолеты рисовал, конечно, Говард. И неудивительно, что у Неда Дженкинса так неожиданно хорошо получилось плохо нарисовать Оливера. Он и правда любил пса. Оливер участвовал в общем веселье – дружелюбно и тяжело перекатывался от одного к другому, – но постоянно возвращался к Неду. Нед каждый раз энергично чесал ему спину, как будто чистил ковер, и тихонько хихикал.
– Этот пес такой до смешного огромный, что меня хохот разбирает, когда я на него смотрю, – сказал он.
– Еще бы. У него с генами не заладилось, и он вырос раза в два больше положенного, – сказала Шарт. – Вообще-то, это должен быть ирландский волкодав.
– Ты уже говорила, – сказала Фенелла. – А почему Филберт – псих?
– Думает, что у него две головы, – ответил Уилл Говард.
Все недоверчиво уставились на него – даже Имоджин, которой не особенно хотелось кофе и вообще все было как-то неинтересно.
– Правда-правда, – заверил их Говард. – Это все началось вчера из-за Скунса. «Эй, Полудурок, – сказал он с совершенно серьезным лицом, – эй, Полудурок, сдается нам, ты не замечаешь свою вторую голову. Мы решили, надо сказать тебе, а то ты забыл ее причесать. Ну и видок у нее». А Полудурок и говорит: «Вы чего? Нет у меня никакой второй головы». – «Нет, есть, – говорит Скунс. – Ты что, так и не заметил за столько лет?» А Полудурок оторопел и говорит: «Если бы у меня было две головы, я бы их видел в зеркало!» – «Да нет, – говорит Скунс. – Понимаешь, та, которая сзади, сзади той, которая впереди». А Полудурок и поверил – он полудурок и есть! И с тех пор примерно раз в минуту резко оборачивается – надеется увидеть вторую голову, пока она не скрылась из виду. Честное слово! Клянусь!
– Все мальчишки чокнутые, – сказала Фенелла.
– Да? – спросил Говард. – Правда? А девочки всегда ведут себя исключительно разумно – например, лежат под столом и жуют бумагу…
Настала пауза, пока Фенелла нацеливала на него свой самый выдающийся свирепый взгляд.
Потом Имоджин, которая была явно не в своей тарелке, выпалила:
– По-моему, это крайняя жестокость и варварство!
Молчание затянулось и стало неловким. Имоджин ни на кого не смотрела. Она сидела, окостенело подавшись вперед и склонив голову под странным углом, будто прислушивалась, и смотрела в свой кофе.
– Имоджин и правда ужасно несчастная! – вырвалось у Салли.
Лицо у Имоджин с ее волевыми ангельскими чертами будто слегка распухло изнутри – от рвущихся наружу слез. Мальчики тоже это заметили. Но они не понимали ее и только смущались.
– Интересно, – сказала Салли, – именно такое лицо было бы у Имоджин, если бы она знала, что я умерла?
– И-мо, не грус-ти! – пропел Говард, силой вернув себе привычную веселую мину. – Я завтра скажу ему, что мы просто пошутили.
Имоджин ничего не ответила. Просто сидела, подавшись вперед, набухшая от слез.
– Честное слово, – сказал Говард.
Имоджин по-прежнему не отвечала и даже не смотрела на него, и тогда он откинулся на спинку стула с деланым вздохом наслаждения и обвел глазами кухню.
– Как приятно окунуться в атмосферу домашнего уюта!
В эту минуту его слова прозвучали несколько саркастично, но Салли понимала, что он говорит искренне. Просто не придумал ничего лучше, чтобы напомнить Имоджин, что он ей благодарен. Это ведь Имоджин предложила, чтобы мальчики приходили к ним в гости. Как-то раз, года два назад, – да, кажется, так – Имоджин нашла в кустах между школьным садом и огородом новенького мальчика, который плакал от тоски по дому. Это и был Говард. И хотя он был на год старше Имоджин, но пробудил в ней материнские чувства. Она привела его в кухню и отпаивала чаем со сгущенкой, украденной из шкафа миссис Джилл, пока Говарду не полегчало.
Назавтра Говард вернулся – и на следующий день, и на следующий, – а когда у него завелись друзья, привел и друзей. Они протоптали в самой середке живой изгороди вокруг сада широкую тайную тропу.
Засов на двери снова звякнул, и сразу все изменилось, кроме печали Имоджин. В кухню, хохоча, вошел Джулиан Эддимен и водрузил на стол пакет с булочками.
– Две стибрил, одну выклянчил, три купил, – похвастался он. – Ну как вам?
– Гениально! – сказала Шарт.
– Что-то я тебя не узнаю. Что они там такого сделали, что ты за три заплатил? – спросил Говард.
– Я только пообещал, что занесу деньги, – ответил Джулиан.
– Ну тогда ладно, – сказал Говард. – Ух ты! Это же пончики с джемом! Мои любимые!
– У Перри по вторникам всегда пончики, – сказал Джулиан. – А иначе зачем я туда ходил, по-твоему? Положись на дядюшку Джулиана. Он ничего из виду не упустит.
– Уберите пакет от Оливера! – закричала Шарт и вскочила со стула, чтобы снова поставить чайник.
