– Ложись! – рявкнул я. – Ты же в белом. Тебя застрелят. Нам сейчас придется некоторое время ползать по-пластунски. Меня зовут Джейми. А ее – Хелен Харас-Уквара, я ее проводник-туземец. Ползи, Хелен.
Мы поползли. Хелен, у которой лицо было занавешено волосами, стала практически невидимкой. Моя красная одежда при таком свете тоже не особенно бросалась в глаза, но за Джориса в белом мне было тревожно. Я все время оборачивался посмотреть. Но у него ползти получалось даже лучше, чем у меня. Даже если война была ему в новинку, прятаться он привык. Я каждый раз, как оборачивался, сперва принимал его за камень.
Не люблю умников-аристократов, подумал я.
Примерно тогда же будто из ниоткуда появилась огромная рычащая махина и переехала половину кустов и солдат, которых мы видели. Джориса едва не вырвало, да я и сам, наверное, выглядел неважно. Гнусная штука война.
Когда мы доползли до остатков кустов, снова поднялась стрельба. Мы с Хелен застыли. Но Джорис и правда был умный. Он пополз дальше и нашел под кустами землянку, где раньше прятались солдаты. Это была довольно глубокая яма, накрытая железными листами, присыпанными землей. Вход загораживал еще один железный лист и занавешивала мешковина. Внутри были мешки с песком, а на мешке посередине стоял какой-то фонарь.
– Отлично! – сказал я с немножко преувеличенным восхищением: мне хотелось, чтобы Джорис почувствовал, что мы ему рады. Когда он показывал нам землянку, вид у него был такой смущенный, будто он считал, что бывалые скитальцы вроде нас ожидают увидеть что-то получше. – Давайте забаррикадируем вход. Тогда можно будет зажечь лампу и устроиться со всеми удобствами.
Как выяснилось, Хелен и правда ожидала увидеть что-то получше.
– Что тогда неудобства, по-твоему? – поинтересовалась она, забравшись в землянку. – Здесь воняет. И чем мы зажжем лампу?
Признаться, это поставило меня в тупик.
– Кстати, об этом, – сказал Джорис. И пошарил в своей одежде где-то за намалеванным знаком. – У меня есть зажигалка. Только сначала, если можно, проверьте, хорошо ли закрыта дверь. А то как бы кто-нибудь не выстрелил на свет.
Мы с Хелен задвинули вход железным листом, Джорис защелкал этой своей зажигалкой, и вскоре в лампе загорелся уютный огонек. Я осмотрел землянку – вдруг найдется что-нибудь съестное, – но тут нам не повезло.
– Еды тут нет, – сказал я и сел на мешок.
– Кстати, об этом, – снова сказал Джорис и снова пошарил в одежде спереди.
Я с интересом посмотрел на его снаряжение, благо его было хорошо видно при свете лампы. Оказалось, что это такая же форма, как болотная одежда солдат. Белая, с просторными рукавами и просторными штанами, из какого-то странного плотного материала, на котором не осталось ни следа после ползания в грязи. На ногах у Джориса были высокие белые сапоги. А та часть, на которой был нарисован черный знак, была из белой кожи, вроде облегающего белого кожаного колета. И вот за пазуху этой штуки Джорис и запустил руку и вытащил три шоколадки.
– Не очень много, но хоть что-то, – сказал он.
– А ты подготовился к путешествию, как я погляжу, – заметила Хелен. – И пища, и огонь.
Джорис смотрел на нее с тем же изумлением, с каким глядел я на первых порах. Ему было видно только завесу черных волос и кончик носа. Он вежливо поклонился носу.
– Я охотник на демонов, – сообщил он, будто это все объясняло.
Снова затрещали ружья. Так близко, что я встал и проверил, не виден ли свет в щели входа. От выстрелов Джорис поежился.
– А войны – это часто бывает? – спросил он.
– Примерно в каждом шестом мире, – сказал я. – Иногда мне кажется, что Они больше всего любят играть именно в войну. А в половине других миров война или вот-вот начнется, или только что кончилась.
Джорис кивнул. Его прямое лицо стало очень прямым.
– А, – сказал он. – Они.
По тому, как он это сказал, стало ясно, что он и вправду новичок в Цепях. В его голосе звучала новенькая свежая ненависть, как у Хелен, а не усталая застарелая, как у меня.
Мы сосали карамельки, ели шоколад Джориса – по крошечке, чтобы надолго хватило, – и слушали треск выстрелов. Наблюдать за Джорисом было забавно: он все поглядывал на части лица Хелен, которые показывались, когда она раздвигала волосы, чтобы поесть, а потом отворачивался, будто пугался, что ее лицо священно, – как я поначалу.
– Ничего-ничего, – сказал я. – Ее лицо не священно. Просто она со странностями.
Хелен заправила волосы с одной стороны за ухо, чтобы сердито посмотреть на меня, и вздернула голову: сверху послышался шум.
– Нам сегодня дадут поспать спокойно?
– Да вряд ли, – сказал я. – Эти болотные никогда не спят. Всегда воюют по ночам.
– В таком случае давайте лучше поболтаем. – И Хелен заправила за ухо волосы с другой стороны, после чего направила на Джориса всю заостренную ярость своего священного лика. – Расскажи, кто ты такой и за какой такой проступок Они тебя сослали. Потом мы расскажем о себе.
Я сказал Хелен, что нельзя спрашивать у скитальцев, кто они такие, и упоминать о Них тоже нельзя. Но она ответила презрительным взглядом. А Джорис испуганно смотрел то на нее, то на меня, не зная, кто прав.
– Ладно, валяй, – сказал я. – Хочешь говорить – говори. А на меня не обращай внимания. У меня на счету всего триста миров, а у нее – целых три.
Вид у Джориса стал такой, будто он и хотел бы все рассказать, но не знает, с чего начать. Поэтому я, чтобы подтолкнуть его, сказал:
– Я вижу, что ты в Цепях новенький. Но в твоем мире тоже говорят по-английски, правда?
Он растерялся, но потом сказал:
– По правде говоря, я родился в Кардсбурге, поэтому немного знаю катаякский. Но когда мне было семь, меня продали Ханам, и с тех пор я говорю по-английски…
– Что с тобой сделали? – не понял я.
– Продали. – Он даже удивился. – Понимаете, я раб. Разве не видно?
– Как это может быть видно? – спросил я. – Ты меня разыгрываешь!
А я-то считал, будто знаю толк в аристократах, подумал я.
Его веснушчатое лицо все порозовело от волнения.
– Это должно быть очевидно по манере держаться. Неужели меня одолела гордыня?
Поделом мне. Можно хоть все на свете миры обойти – и все равно такого не ожидаешь. Хелен ему тоже не поверила.
– Докажи, что ты раб, – потребовала она.
– Конечно, – очень смиренно ответил Джорис и начал закатывать правый рукав.
В этом было что-то знакомое. Мне стало интересно, во что превратится правая рука у Джориса. Но это была обычная белая веснушчатая рука, гораздо мускулистее, чем у меня, а наверху, у плеча, виднелось… ну, больше всего это было похоже на маленький размытый розовый рисунок. Якорь.
