За нашей семьей она начала следить с тех самых пор, как ее бросил Борис Миронов. Потом ловушка для Анатолия. Познакомившись с Сотниковой, она многое узнала о наших внутренних проблемах. То ли подпоила Тому, то ли подкупила ее, но та рассказала, что ее прислали в колледж серьезные люди — добывать информацию о нас. Назвала Эльвиру Сергееву и фонд Игоря. И Павлова повела свою игру.
Эльвира опознала ее на очной ставке и дала показания о том, что эта женщина сама нашла ее, чтобы, тоскуя и скорбя, рассказать, какой я тяжелый, жестокий человек, способный на любые преступления. Она просто переживает за моих мужа и дочку, потому ищет поддержки.
Вот, случайно узнала, что влиятельные люди тоже в какой-то связи заинтересовались нашей семьей. Дальше для продвинутого айтишника все было проще пареной репы.
Павлова взломала почту, узнала связи Эльвиры и агентства ее мужа.
Секрет завещания тогда еще живой тети Изабелл — на ладони.
Дальше — сотрудничество и личная, интимная информация, какой не могло быть ни у кого другого, кроме «подруги» семьи…
Еще дальше почти приятельские доверительные отношения.
Сергеева сказала, что Павлова взяла на себя труд просто усугубить наши проблемы, довести до роковых последствий.
Пусть следствие разбирается, валяют ли они сейчас все дурака, когда говорят, что поверили, будто несчастья с моими близкими происходили сами собой, из-за того, что одна сволочь и комедиантка нажимала на нужные струны, посылала к нам нужных людей.
Я, увидев эту рожу под черным капюшоном, с первых секунд поняла, что убивала именно она.
Что со мной происходило, когда разгадка ослепила, оглушила и издевательски скалилась мне в лицо.
Я не могла отбиться от одной мысли, выпутаться из стальных, беспощадных пут одного желания.
Мне казалось, все мое существование, мои странствия и муки, мои чувства и убитая любовь — все это только сейчас может найти свое оправдание.
Я видела единственный смысл. И скромно просила Земцова дать мне свидание с Павловой.
Я все продумала так, как никому не снилось. Никто бы не успел мне помешать. Но все точно бы знали, что правосудие свершилось. Настоящее правосудие, а не их, липовое, дряблое, ни на что не способное.
Земцов в принципе согласился, была надежда многое прояснить.
За мной приехал Сережа, а потом вдруг ворвался адвокат Петров, который узнал об этой встрече не от меня, а в отделе, что для него все и прояснило. Умею же я выбирать людей.
Он влетел в квартиру, обратился только к Кольцову:
— Сережа, ты чем думаешь? Ты не понял, зачем она хочет видеть Павлову?
А потом он просто набросился и обыскал меня, как на зоне. Нашел под манжетой свитера крошечную заточку — точный удар в висок, и все, дело сделано.
Я кричала и кусалась. Они влили мне водку в рот.
Сергей сказал:
— Мы просто шли тебе навстречу. Поверили, как идиоты. Никому не нужны твои уточнения. У нас все в порядке. Улики прямые, всему находим подтверждения в ее же компе и записях. Дворник, он же хакер и подельник Рашид, с удовольствием ее сдает. И, главное, она уже упоенно дает чистосердечные признания. Как же тебе не стыдно: не только свою жизнь, но и нашу работу под откос. Нашу тебе преданность, не побоюсь этого слова.
— Брось, — ответила я. — Любой человек имеет право на один главный поступок.
— Заточка в манжете? — гневно и презрительно произнес Андрей. — Это поступок? За это закончить в очередном бараке все — свои чувства, надежды, любовь к мороженому. Обязанность заботиться об отце. Поливать могилы слезами, как ты подписывалась. Свою память, человеческую полноценность. Ради чего? Ради того, чтобы вселенская грязь уменьшилась на один, никому не видимый комок?
— Да, — наконец, расплакалась я. — Да, вот так просто. Хотелось. Будем считать, что прошло.
Пройдет немного времени, и я осознаю, что стала обладательницей нового опыта.
Друг — это тот, кто в решающий момент даст тебе по морде и вытащит заточку из твоего рукава. Орудие, которое ты хотела вонзить в ничтожного врага, а попала бы в собственное сердце. И в сердца любящих тебя людей.
Мертвое сердце не болит и не плачет, значит, оно предает все, что было дорого.
Тем временем материалы, показания свидетелей, улики, сохраненные точной техникой, полились таким сплошным потоком, что мы все только диву давались: как никому не пришло в голову, у кого есть постоянная возможность совершать преступления, кто всегда был где-то рядом, со всеми в знакомстве, по любому поводу в курсе.
Да, эта бледная спирохета, плоская, унылая и почти невидимая для всех, — была и киллером в черном, и доброй подружкой под выпивку.
У нее нашли яды и сильные наркотики, горючие смеси, взрывчатки, добытые в «подполье» интернета. Записи разговоров, информация о моих передвижениях и местонахождениях.
И да, был главный мотив.
Она сказала мне правду: Катя была дочерью Анатолия.
Следствию даже не понадобится эксгумация, чтобы это подтвердить, потому что Павлова хранила в холодильнике в герметичной упаковке ДНК моего мужа для доказательства отцовства. Нет никаких проблем сейчас сопоставить это ДНК с теми анализами, которые успели взять у Кати в больнице. Но меня это уже не интересует. Сомнения покинули меня в том пожаре. Катя — сестра Тани, пусть и не по рождению.
Вот почему и отказ от кремации, а не в связи с ее набожностью. Она подожгла дом с родной дочерью и матерью и позвонила мне оттуда.
Звонок этот отследили с помощью ее же Рашида.
Мы, видимо, разминулись с ней.
Я помчалась на пожар, а она открыла мою квартиру ключом, слепок которого сделала во время покушения на папу, нашла и отправила фото всех листков завещания своему консультанту, для виду имитировала ограбление.
Этот теневой юрист по очень деликатным вопросам дал показания, что в его задачу входило доказать, исходя из завещания.
Анатолий был указан в завещании как наследник второй очереди. Катя — его дочь и сестра моей дочери, Надежда — ее мать.
И это было бы возможно. Это и будет возможно, когда серийную маньячку выпустят из клетки, потому что она обманет даже тех, кого обмануть невозможно, как меня, к примеру. И предстанет всеми оболганной и преданной «узницей совести». Была бы лгунья и манипуляторша, — амнистия найдется. Но я к встрече буду готова всегда. Она у меня ни минуты не пробудет без внимания — ни в бараке, ни на свободе. Ничего криминального, разумеется, просто самосохранение. Но сеанс просвещения и воспитания не исключен.
Глава 4
Все нитки в одном узоре
Все ниточки Сережи и те, которые зацепились за шипы розы на моей шкатулке, все следы под окном дома папы, ядовитая слюна Павловой на каждой выброшенной жвачке рядом с местом преступления, показания санитарок больниц, выпускавших ее за деньги, и, главное, бесконечное кино о нас и о ней, которое писал с разных «жучков» неутомимый хакер Рашид, — все становилось многими томами уголовного дела серийного убийцы.
