— А, это ты, — сказал шеф, когда Вера подошла и встала рядом. — Ну что, какие будут предложения?
— Надо понять, кто отдал распоряжение на оплату счета. Откуда вообще взялась эта фирма. Ваши друзья в «конторе», наверное, могут проследить путь денег. Куда они попали из этой фирмы? Если были перекинуты на другие счета, то какие, если обналичены, то кем?
— Сделаю, — кивнул Молчанский. — Хотя думаю я сейчас вовсе не об этом. Это все чушь, она рассосется.
— А о чем вы думаете?
— О том, кто планомерно и целенаправленно разрушает мою жизнь.
— Что вы имеете в виду? — искренне не поняла Вера. Он нетерпеливо дернул плечом.
— Это не просто совпадения. Взрыв машины, проверка в офисе, суицид Костика, убийство Кати. Кто-то последовательно отнимает у меня все, что мне дорого, понимаешь?
Видимо, в глазах Веры он прочитал не то, что хотел, поэтому терпеливо пояснил:
— Больше всего на свете я дорожил моей семьей. На данный момент жена от меня ушла, сын знает, что он неродной. Он пытался покончить с собой и лежит в больнице, не желая со мной разговаривать. Дочь тоже знать меня не хочет. Получается, что семью я потерял. Огромное значение для меня всегда имели мои работа, деловая репутация, честное имя. На данный момент меня обвиняют в том, что я украл у государства двенадцать миллионов рублей. Сотрудники шепчутся по углам, ближайший друг и партнер меня предал, и я его уволил. Моя любовница убита, и только по счастливой случайности у меня есть алиби на время ее смерти. Если честно, от камеры предварительного заключения меня отделяли полчаса-час, не больше.
— Ваш загородный дом ограблен, машина взорвана, вашему последнему увлечению — коллекции нэцке — нанесен урон. Действительно, выглядит как спланированная акция то ли устрашения, то ли уничтожения.
— Ты думаешь, меня хотят убить?
— Я не знаю. Вы вполне могли сесть в ту машину. Вы вполне могли быть дома, когда туда проник грабитель. Вы действительно могли оказаться в офисе, когда убивали Катерину. Вы весь день сюда собирались, а не поехали только потому, что у вас кончились силы. Зная вас, предугадать это было практически нереально, вы никогда не устаете. Павел Александрович, мне кажется, вы должны быть очень осторожны. Может, вам нанять охрану?
Молчанский немного подумал.
— Глупости, — наконец сказал он решительно. — Хотели бы убить, убили бы сразу. Нет, меня хотят именно раздавить, морально уничтожить. Лишить опоры в жизни, забрать самое дорогое. Не жизнь, нет.
— Кто может ненавидеть вас настолько? Этот человек не остановился даже перед убийством Кати. Он монстр. И его нужно вычислить.
— Этим я занимался всю сегодняшнюю ночь, — с досадой сказал Молчанский. — Я и с дачи-то уехал потому, что мне нужно было остаться совсем одному и хорошенько подумать.
— Придумали что-нибудь?
— Нет.
— А версии у вас хоть есть?
Он слабо усмехнулся.
— Версии, конечно, есть. Я же не безгрешный ангел, который никогда никому не делал больно. Делал, куда без этого? Я прикидывал и так, и этак. Получается, что причины ненавидеть меня так сильно есть только у двух человек: у Светланы, которой я изменил, и у Гололобова, которого я выгнал. Хотя, если честно, за это тоже не убивают.
— Или вы чего-то не знаете.
Молчанский непонимающе уставился на нее.
— Вы чего-то не знаете. Упускаете из виду какую-то версию, которая кажется вам несущественной. Вспомните, может быть, когда-нибудь раньше, давно, вы обидели кого-то настолько серьезно, что этот человек захотел вам отомстить?
— И ждал много лет? Я не знаю, Вера, правда. При том, что я строил бизнес железной рукой, много кому перешел дорогу, много кого оскорбил, мне только один раз желали смерти, причем искренне. Так, что я поверил. И даже нанял охрану. Это было давно, восемнадцать лет назад.
— При каких обстоятельствах?
— Потом расскажу. — Молчанский снова махнул рукой. — Да и не может та история иметь отношение к дню сегодняшнему. Та женщина, что меня тогда прокляла, давно умерла.
Женщина… Вера внезапно почувствовала, что в ее груди кто-то невидимый словно сжал сердце холодной лапкой, царапнул грудную клетку изнутри острыми коготками. Ну конечно, все беды в жизни мужчины могут быть только от женщин. Ей, Вере, об этом всегда твердил ее бывший муж. Да и Валера, ее последняя неудавшаяся надежда, тоже перед расставанием бросил что-то подобное. Что ж, лишнее подтверждение старого как мир постулата, что все мужчины одинаковы.
— Ты чего умолкла? — Шеф смотрел внимательно, словно пытаясь прочесть мысли, теснившиеся в ее голове. Вера с силой выдохнула горький, будто заплесневевший в груди воздух.
— Павел Александрович, почему вы вчера сказали полицейским, что у вас пропала всего одна фигурка нэцке? — спросила она, чтобы сменить тему.
— Потому что так оно и есть, — удивленно ответил он.
— Но пропало четыре фигурки. Я сегодня от нечего делать пересчитала их. В шкафу их только восемьдесят три, тогда как той ночью, что я провела у вас, их было восемьдесят семь.
— Этого не может быть.
— Но это так. Вы точно пересчитали их вчера вечером, когда заявляли о краже?
— Я их не считал. Я могу перечислить их все, не глядя. Вера, это увлечение последних лет моей жизни. И я совершенно точно знаю, что вчера недоставало только одной фигурки — воина Витанабэ-но Цуна. Все остальные стояли на своих местах. Ты уверена, что нет еще трех?
— Абсолютно.
— Хм, интересно. — Молчанский поскреб подбородок, на котором, это Вера отметила с удовлетворением, не было даже намека на щетину. Слава тебе господи, пришел в себя, собрался. — Надо тогда понять, что именно пропало. Это очень любопытно, очень.
— Павел Александрович, если вчера все, кроме воина, было на месте, значит, три остальные фигурки пропали позже. Но в доме не было никого, кроме меня, Димы, то есть Дмитрия Крылова, и рабочих, которые сегодня стеклили дверь в шкафу. Конечно, я старалась не оставлять их без присмотра, но приезжала Глаша, и я ненадолго отвлеклась.
— Аглая была на даче? — встрепенулся Молчанский.
— Да, она сказала, что ей нужно что-то забрать. Но в кабинет она не заходила.
— Я не подозреваю свою дочь в том, что она что-то у меня украла! — громыхнул Молчанский. — А вот во всем остальном надо разобраться. Вот что, поехали на дачу.
— Сейчас? А как же комиссия?
— Да ушли они уже. Выдали мне протокол проверки и свалили, любезно сообщив, что все остальные вопросы мне зададут в правоохранительных органах.
— Я еще дома не была, — жалобно сказала Вера. — Мне бы хоть сына повидать, но он в школе сейчас.
Молчанский немного подумал.
— Хорошо, — кивнул он. — Тогда езжай домой, а я мотанусь к ребятам в «контору». Расскажу, что тут у нас да как. Заеду за тобой в семь вечера. Устроит? Я постараюсь не задерживать тебя надолго.
