Потом пришла очередь Ниночки, которая часто падала в обморок. Саньку это даже нравилось. Вроде как он крепкая опора под ее хрупкую физиологию. Приятно было принимать на грудь теплую тяжесть обмякшего тела. Но для жены такая хрупкость непозволительна. Пойдет с ребенком гулять и грохнется на него, покалечит. Нет, от жены здоровье требуется. Обмороки нам в семейной жизни не нужны. К тому же располнеет с возрастом, привалится всей массой, уже прежней прелести не будет.
И Лизу вычеркнул, курит много. Это будет плохо влиять на ребенка. Нет, в жены нужно без вредных привычек искать. Да и целовать ее, как пепельницу облизывать.
Машка хорошая, но у нее отец на зоне. И, кажется, не первый раз. Будет потом внучок дедушке письма на зону писать. Машка, конечно, не виновата, но такой расклад Санька все равно смущал.
Может Тоня? Но у нее мать верующая, в церковь ходит. Будет потом Санек за тещу перед политруком краснеть. Нет, такие родственники для Германии не подходят.
Зина ржет, как конь, когда выпьет. Саньку весело с ней, только в офицерском клубе такое не принято. Там рояль стоит, и жена политрука черные клавиши с белыми по очереди нажимает. А тут конь заржет, некрасиво получится. Зинке все равно, а Саньку будет неловко.
Или Валя? Она культурная, в хореографическом учится, балериной будет. Но, с другой стороны, зачем балерины в гарнизоне? Не нужны категорически. Да и худая чересчур. Опять же с культурой у нее явная передозировка, только про искусство и говорит. Это забавно, временами интересно, Саньку нравилось. Но представить себе эти беседы под домашний борщ он не мог. И если уж выбирать между борщом и искусством, то, конечно, борщ. Борщ без Вали.
Анфиса слишком мужиков любит, это бы ладно, но проблема в том, что и она мужикам сильно нравится. Саньку даже льстило, что Анфиса его выбрала, но она ведь может и перевыборы устроить. И как служить, когда вместо тыла второй фронт откроется?
Тогда Люба, эту точно никто не уведет. Но с ней от скуки можно сдохнуть, если налево не ходить. Дома еще туда-сюда, можно было бы приспособиться. А в Германии с этим строго. Как там политрук говорил? С крепким тылом да по чужим огородам, в атаку на близлежащие женские тела. Но перед немчурой моральный облик придется блюсти. Нет, с Любой ему это слишком трудно даваться будет.
Рассуждая логически, Санек вычеркивал одно имя за другим. И вот список ужался до двух имен. По правде говоря, не самых козырных, но время поджимает, Германия не ждет. Молодые, в меру симпатичные, смешливые студентки. Одна – будущий врач, другая – педагог. Самые ходовые профессии для жен офицеров. Кто из них кем будет, Санек вечно путал. Он их как-то не особо различал.
Свидания были назначены на один день: Свете – с утра, Тане – с обеда. Вообще-то Саньку увольнительная не полагалась, но командование пошло навстречу, понимая критичность ситуации. Политрук напутствовал:
– Ты резину не тяни.
– Вы про что, товарищ капитан?
– Я не про что, просто так, образно говоря, к слову, можно сказать, – стушевался политрук.
– Хорошо, что прояснили. А то я уж испугался, думал, вы про презерватив толкуете.
Политрук закашлялся и махнул на Санька рукой. Ну как с таким говорить? Одно слово, нервничает парень. Добродушный политрук поблагодарил бога за то, что за него жена когда-то все решила.
* * *
На свидание Света умышленно опоздала. Дескать, постой, подожди, получи меня как награду. Больно надо бежать, ноги ломать. Потомись ожиданием, чтоб ценил больше. И этим испортила свою будущность.
Санек смотрел на часы и считал, сколько времени осталось до Тани. Вообще он тут не шутки шутить пришел, у него, можно сказать, серьезные намерения, а тут какая-то самодеятельность налицо. Он закипал, отмеряя температуру кипения по циферблату часов. Наконец-то Света появилась на горизонте. Да, красивая, ничего не скажешь. И юбка модная – бескомпромиссное мини – очень ей к лицу. Точнее, к ногам. Они тянутся-тянутся, а там, где заканчиваются, вообще взрыв в мозгах. Смотрит на нее Санек глазами курсанта-выпускника, и дух захватывает, нравится она ему до невозможности, до обожания, до дрожи в коленках.
Но напрягся, поменял оптику. Вот он офицер, проходящий службу в Германии, стоит неподалеку от Рейхстага – других мест в Германии Санек пока не знал, – а навстречу ему жена Светка идет. Вырядилась! И так захотелось на нее наорать за то, что опоздала, что юбка меньше его носового платка, что фрицы головы сворачивают и похабненько улыбаются. Точно тут не овеянный боевой славой Рейхстаг, а околица его родного села, где в заброшенном сарае больная на голову Нюрка никому не отказывала. Неприятно быть мужем-рогоносцем, но получить рога от фрицев вдвойне обидно, словно это пересмотр итогов войны. И так Саньку больно стало и за Рейхстаг, и за нашу победу, и за Нюрку, и за свой носовой платок, что плюнул он, развернулся и пошел прочь. Светка только глаза округлить успела, да в куриную гузку губки собрать. И чего звал? Так закончилась, не успев начаться, ее карьера жены офицера. Ей потом судьба даже в Болгарию билета не выпишет.
Через три часа на том же месте Санек ждал Таню, свой последний шанс. Настроение было поганое, словно у него остался последний патрон.
– Привет, – раздалось со спины.
«С тыла зашла», – отметил Санек. И растерялся, не зная, как это понимать в перспективе семейной жизни: то ли тылы обеспечит, то ли вероломный удар с тыла нанесет. «Как бабка суеверная стал, всюду знаки ищу. Никакого материалистического мировоззрения», – подумал Санек. Вообще он любил поиграть в культурную личность.
Оглядел Таню критическим взором красноармейского командира и остался доволен увиденным. Одета девушка скромно, опрятно, румянец здоровый и глаза без очков.
– Ты чего смотришь так? Я от бабки иду, переодеться не успела.
– Мне нравится. В смысле одежда. Ну и вообще ты в целом.
– Давно? Что-то я не замечала за тобой романтических поползновений в свой адрес.
«Точно учителкой будет, вон речь какая культурная», – определил Санек.
– А я без поползновений, сразу в штыковую атаку. Тань, ты как ко мне относишься?
– Как? Пожалуй, с состраданием. Ты же яркое от вкусного не отличаешь, как ребенок, все в рот тянешь.
Санек опешил. Была в этом какая-то правда. Мизерная, но была. А Танька, оказывается, не дура.
– А ты, значит, у нас не яркая, но вкусная? Как картошка, – поддел Санек.
– Может, кому и картошка. Тебе-то что? Зато не надоедает, – спокойно ответила Таня.
Санек был родом из сибирской деревни и очень хорошо знал, что картошка – второй хлеб. Без нее никуда. И опять выходило, что Танька права.
– А замуж за меня пойдешь? – спрямил разговор Санек.
Он специально замолчал Германию, чтобы насладиться эффектом чистой, внезапной радости от его, Санька, предложения. А потом, когда визг стихнет, когда бурный восторг уляжется, вот тогда Санек добьет ее окончательно – дескать, не в Урюпинск зову, а в самую Германию, на Рейхстаге распишемся, можно сказать. Как в сказке, полюбила Танюша лягушонка Санька, а он принцем германским обернулся.
