Все время до автобуса я просидел в комнате, чтобы не сталкиваться с Таней. А когда наконец вышел, катя чемодан, ее нигде не было. Эдуардо взял у меня деньги, справился, как мне у них понравилось, и попрощался со мной, вежливо улыбнувшись и крепко пожав руку. У меня не получилось как можно скорее исчезнуть с его глаз.
День был хмурым и относительно холодным. Я обливался потом, таща чемодан по мостовой к автобусной остановке. Я наполовину боялся, наполовину надеялся наткнуться на Таню, но она так и не появилась.
Но пришел кое-кто другой. Понятия не имею, откуда он узнал, что я уезжаю. Мешковатая желтая футболка, потрепанные, заляпанные краской джинсы. Рикардо Эухенио Эчеверриа Лопес во всей своей красе. Он так щурился в лучах солнца, что глаза почти исчезли на пухлом лице. В руках Рикардо держал знакомую жестянку.
Он не двинулся мне навстречу. Только смотрел, почти с надеждой. Я едва не прошел мимо. Мне не хотелось этим утром беседовать с бывшим любовником своей матери. Но это была наша последняя встреча.
Я прислонил чемодан к стене:
– Вы пришли.
Рикардо долго разглядывал свои некогда белые кроссовки.
– Я позабыл, каково это – верить, будто можешь что-то изменить, – признался он.
Я удивленно замер.
– Когда-то я был таким же, как ты, – продолжил он. – Страстным. Уверенным в себе. Хотел поступить правильно.
Ага, как раз про меня.
– Держи. – Рикардо сунул мне свою жестянку. – Опубликуй мои стихи. Пусть люди их прочитают. Скажи всем, что я их написал. Я, Рикардо Эухенио Эчеверриа Лопес.
Я уставился на жестянку. Мне хотелось сказать: ты пришел не к тому человеку. Я тут только для того, чтобы повеселиться. Повеселиться любой ценой.
– Это слишком опасно, – возразил я. – У вас будут неприятности.
Рикардо сфокусировал на мне взгляд, словно только сейчас наконец по-настоящему увидел.
– Я знаю об опасности больше, чем кто-либо, – твердо ответил он.
– Мы не можем рисковать…
– Не смей! – Рикардо так ткнул меня пальцем в грудь, что я отшатнулся. – Ты пришел ко мне. Предложил выход. Не смей отказываться теперь, когда я принял решение… – Он осекся и посмотрел на жестянку. – Это мой выбор.
Я взял стихотворения.
Может, это было глупо. Идиотский рисковый поступок. Решение, которое никому не поможет. Но Рикардо был прав – думать надо было до того, как я предложил ему помочь с публикацией.
Он смотрел, как я прячу жестянку в рюкзак.
Когда я застегнул молнию, Рикардо немного выпрямился и вздохнул:
– Когда опубликуешь, напиши, что они посвящаются Марии. Марии от Рикардо, с глубочайшими сожалениями.
* * *
Ана с Йосвани встретили меня на остановке в Старом городе. Они были одеты в похожие наряды – подрезанные джинсы, ослепительно-белые рубашки. Йосвани одной рукой обнимал Ану за плечи, а другой махал мне:
– Привет, братишка, с возвращением.
– Привет, Рик, – улыбнулась Ана, следя за моей реакцией.
– Привет, ребята, рад вас видеть. – Огромная ложь. С того часа как Таня вышла из моей комнаты, я словно оцепенел. И едва отметил, что Ана с Йосвани вместе. – Что нового в Гаване?
– Пабло в ярости, что ты сбежал в Тринидад, – усмехнулся Йосвани. – Хорошо, что ты его не слышал.
– Уж если он тебя впечатлил, мне уже страшно.
– Он требует, чтобы мы пришли к нему завтра же утром, – улыбнулась Ана. – Съемки через две недели.
Где-то в багажном отделении мой чемодан лишился одного из колесиков. На полпути к дому рука у меня болела так, словно я тащил мешок с картошкой по каменистой земле. Может, оно и к лучшему, так я не очень обращал внимание на Ану с Йосвани. Время от времени он утыкался ей в шею, словно пиявка, присосавшаяся к жертве. Однако, судя по собственническим взглядам, Ана жертвой себя не считала.
– Йосвани подкинул отличную идею, – сказала она мне. – Я могу сделать ТВ-шоу кульминацией своего фильма. Родриго разрешит мне использовать кое-какой официальный материал.
– У Йосвани все идеи отличные, – согласился я.
– Последние пару дней мы бродили по всей Гаване и снимали соревнования, – сообщила Ана. – Брали интервью, снимали тренировки. Познакомились с отличными танцорами.
– Наверное, весело было, – предположил я.
– По крайней мере, веселее, чем раньше, – ответил Йосвани.
Ана пихнула его в бок. Они засмеялись и поцеловались. Так и прошел весь путь домой. Когда мы приблизились к нашему зданию, Йосвани наконец выпустил Ану.
– Мне надо на репетицию группы, – пояснил он. – Хотим записать диск в стиле реггетон. Будет круто. Увидимся позже.
Я невольно задумался: неужто кузен пришел меня встретить, только чтобы заявить свои права на Ану?
В узкой клетушке лифта мы с ней умудрись не смотреть друг на друга.
– Хорошо съездил? – спросила Ана.
– Пожалуй, – ответил я, а потом, поддавшись порыву, добавил: – Да, замечательно.
– Что делал?
– Встретил одну девушку. – Слова вылетели быстрее, чем я успел их обдумать.
– Правда?
– Только не надо так удивляться.
– Нет, я рада. Какая она?
Я помолчал, не зная, хочется ли мне сейчас говорить о Тане.
Лифт со стоном остановился. Я вытащил чемодан в коридор и подкатил к железной решетке перед дверями Хуаниты.
Ана нажала звонок:
– Так что?
– Ну… она милая… – начал я.
Дверь открылась. На пороге стояла Йоланда, натянутая как струна. На сведенном судорогой лице не было и тени улыбки.
– Привет, ребята, – громко поздоровалась она, а потом наклонилась к нам и яростно прошептала: – Ничего ему не говорите.
Меня охватила дрожь. Ана тихо выругалась, использовав одно из любимых выражений Йосвани. Ни один из нас не стал задавать дурацких вопросов.
Мы вошли в дом. В гостиной никого не было, но с кухни несся сильный запах кофе.
– Проходите, – громко сказала Йоланда. – Вам надо кое с кем встретиться.
Я оставил чемодан у дверей, и мы прошли за ней на кухню. Там, во главе обеденного стола, сидел худой, лысый, светлокожий мужчина лет сорока пяти. Он был в темных слаксах, белой рубашке поло и с небольшими серебристыми часами на запястье, стильными и определенно недешевыми. Гость пил кофе из лучшего фарфора Хуаниты и внимательно смотрел на нас с неопределенно-вежливым выражение лица.
– Это мой кузен Рик из Нью-Йорка и его подруга Ана, – представила нас Йоланда. – Ребята, это Майкел Вальдес, он из правительства.
